Безнаказанно уйдя из «Наутилуса», Кузьмин оставил в группе своего приятеля Игоря Воеводина, вместе с которым он появился год назад. Как выяснилось позднее, в середине восьмидесятых Кузьмин и Воеводин вместе сидели в тюрьме. При этом Кузьмин сидел по довольно скользкой статье, а Воеводин сидел по статье «приличной» — «нанесение тяжких телесных повреждений» и, обладая богатырским телосложением, постоянно защищал Кузьмина от нападок.
Воеводин оказался очень порядочным человеком. «Он был и администратором, и завхозом, и всем, кем только возможно», — вспоминает Бутусов. «Воеводин был для нас всем на свете — отцом, братом, другом, — говорит Копылов, — Он постоянно мотался с нами по всем концертам, таскал на себе барабаны и охранял инструменты. Когда мы голодные поздно вечером приезжали в другой город, Воеводин чуть ли не из-под земли находил для нас еду.» Вскоре Воеводин вполне освоился в премудростях директорской деятельности, и в ближайшие три года проблем с «юридическим фасадом» у группы, как правило, не возникало.
Летом 91-го года администраторы «Наутилуса» договорились с московской студией «Видеофильм» о записи нового альбома, которую планировалось начать в конце осени. Времени оставалось немного, и группа решила сделать черновую версию записи (т. н. «предвариловку») в студии на Фонтанке.
Этому предшествовали изнурительные репетиции, которые начались ещё во времена зимних полуакустических джемов с Джавадом в Коломяках. Затем вся подготовка переместилась в Ленинградский Дворец Молодежи, где окончательно были доработаны «Монгольская степь», «Эти реки» и «Бесы». Затем «Наутилус» переехал в ДК Железнодорожников — место, где базировалась «ДДТ». «Это был период наших самых сочных перемещений с места на место. Такого количества репетиционных точек у нас не было за всю жизнь, — вспоминает Бутусов. — В тот момент мы постоянно находились в прямой зависимости от спонсоров. А с ними ты чувствуешь себя в положении игрушки, которой очень быстро можно наиграться. При этом игрушки из нас не очень хорошие, не очень веселые.»
В начале лета группа отыграла в Ленинграде концерт, приуроченный к выходу диска «Родившийся в эту ночь», а затем, сознательно отказавшись от всех дальнейших выступлений, сосредоточила силы на создании «Чужой земли». На одну из репетиций Бутусов принес наброски композиции «На берегу безымянной реки» и, показав ее под гитару, сказал: «В идеале она должна быть тропической. Теплой. Хорошей теплой песней.» Музыканты, не сговариваясь, вспомнили о ламбаде. Белкин тут же сочинил симпатичное гитарное соло, и буквально через пару часов песня была готова.
Особенно удачно получилась конечная аранжировка «Прогулок по воде». «Наконец-то нам удалось разложить партии всех трех гитар по своим местам, благодаря чему в музыке резко поубавилось „смурятины“, так сильно переполнявшей „Наугад“», — резюмировал Копылов. В свою очередь Олег Сакмаров считает, что очевидный прогресс в создании нового саунда группы произошел благодаря взаимопониманию, наконец-то возникшему между Беляевым и Белкиным: «Дело в том, что Белкин по своей натуре — упертый рок-н-ролльщик, воспитанный на группах типа „Led Zeppelin“, а Беляев внимательно следил за тем, что происходит в современном музыкальном мире и старается играть конструктивную гитарную музыку конца восьмидесятых. Их совместные „поиски истины“ нередко сопровождались дикими криками, но именно подобные надрывы стали давать классные результаты».
К середине ноября группа завершила сведение «предвариловки», сыграв два концерта с «ДДТ» перед переполненным залом Спортивно-Концертного Комплекса, и отправилась в Москву записывать альбом.
Часть 9. С песней по жизни
1. «Чужая земля» — запись в Москве
Строго говоря, запись на «Видеофильме» продолжалась с декабря 91-го по февраль 92-го года. С точки зрения Алика Потапкина, на ее не совсем удачный конечный результат сильно повлияло досадное происшествие, случившееся с его барабанами. Дело в том, что после осенних концертов в Новосибирске сотрудники «Аэрофлота» по ошибке загрузили часть багажа ленинградского рейса в самолет, который улетал в Ташкент. Среди этого багажа оказались и потапкинские барабаны. Через несколько месяцев они нашлись, но в Москву Алик приехал без собственных барабанов и весь альбом отстучал на электронных плашках «Simmons», стоявших в студии «Видеофильма». «Первые две недели мы с Полковником только тем и занимались, что отстраивали барабаны, — вспоминает Алик. — Я больше мучился, чем играл, и к концу работы из меня уже были выжаты все соки. На предварительной записи на Фонтанке мы использовали живые барабаны, которые сохраняли эмоции, настроение и драйв. Звук электронных барабанов убил все это.»
Читать дальше