Александр Никонов: Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Гулиа разлил чачу по рюмкам и предложил нам разбавить ее газировкой.

Это очень экономично, — заметил он, — берет быстро, сильно, а расход водки небольшой. Скоро я буду также разбавлять, а пока по привычке пью неразбавленную. Больно букет нравится, ведь чача — это самогон, изготовленный из виноградной кожицы и косточек, остающихся после выжимки вина. Эта жижа или мезга сбраживается, и из нее гонится чача. Иногда мезгу разбавляют водой и добавляют туда сахар, но тогда букет не тот. Лучше всего, когда у хозяина винограда много и сок выжимают самотеком, то есть без пресса. Тогда и вино качественное и чача получается классная. — Вот эта — такая! — заключил профессор. Он встал, поднял рюмку и провозгласил:

За жизнь, или как говорят евреи — «лыхайм»! У нас первый тост всегда такой! — Гулиа опрокинул рюмку и, немного погодя, запил водой. Мы выпили чачу разбавленной, но все равно напиток показался крепким и сильно пахучим. Я решил взять инициативу в разговоре и спросил:

Нурбей Владимирович, а какой вы национальности? Вот вы постоянно повторяете, что вы русский, но по имени и фамилии этого не скажешь; словечки вы употребляете еврейские, да и похожи на лицо этой национальности. Вот нос, например …

А вы, Петрович, когда-нибудь видели носы древних русских? — перебил меня профессор, — Иоанна Грозного, например, или других родовитых русских. Вот их носы — и он указательным пальцем показал на свой нос. Это только у современных Иванов не помнящих родства, «нос картошкой, а хер — гармошкой»; у настоящих же родовитых русских, как говорит русская же поговорка — «нос с горбинкой, а хер — дубинкой!» — профессор расхохотался, довольный своей шуткой, грубоватой, но, видимо, неоднократно эксплуатируемой. — И не морщьте носы на мои слова, — ишь, какие культурные выискались! Запомните, любой настоящий русский знает, что «хер» — это название буквы «х» в русском алфавите. «Похерить», например, это — «перечеркнуть», а не то, что вы подумали! Посмотрите в любой словарь, хоть в энциклопедию!

А теперь всерьез о том, кто русский, а кто — нет! — и Гулиа сел, явно намереваясь говорить долго. — Пушкин, Лермонтов, Фонвизин, Блок, Фет, или, правильнее — Фет, Владимир Даль, который подарил нам «Толковый словарь живого великорусского языка» и «Пословицы русского народа» — русские они, или нет? А все, начиная с Петра III, российские императоры — русские, или нет? Екатерина Великая, она же принцесса Софья Фредерика Августа Ангальт-Цербcтская — тоже нерусская, по-вашему? Заболев, она просила врача выпустить всю ее немецкую кровь и заменить ее русской. К сожалению, тогда это нельзя было сделать! А я считаю всех этих великих людей, да и многих, многих других, которых не упомянул сейчас, настоящими русскими, которыми Русь гордится!

Гулиа раскраснелся, поднял вверх указательный палец, глаза его горели, седая борода и такие же короткие седые волосы очень шли к золоту погон и пуговиц генеральского кителя, колориту настоящей адмиральской тельняшки. Этакий белый генерал в эмиграции. Чувствовалось, что чача уже давала себя знать.

Русский тот, кто любит Россию! — провозгласил Гулиа, — какая бы кровь не текла в его жилах — немецкая, шотландская, норвежская, эфиопская или грузинская. Чем не русским был Петр Иванович Багратион, потомок грузинских царей, отдавший жизнь за Россию!

— Или Сталин, — подсказал я профессору, даже не подозревая об особом его отношении к «отцу народов».

Гулиа внезапно замолк, все телом повернувшись ко мне, и пытливо посмотрел в глаза, как бы подозревая подвох, а потом тихо и спокойно произнес:

А ведь Сталин не только по любви к России, но и по крови русский — он сын смоленского дворянина. Сам Сталин, когда его называли грузином, постоянно поправлял: «Сталин — русский человек!» А то, что он сделал для России, лучше всего охарактеризовал Черчилль. Он писал, что Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой. Вот кто был истинный «властитель полумира», и полумир этот смело можно было назвать «Великой Россией», хотя входила туда почти вся восточная Европа и Китай, помимо Советского Союза, который Сталин так хотел видеть Россией…

Внезапно спохватившись, Гулиа встал и разлил чачу. — Что-то мы заболтались (он выделил местоимение мы, хотя говорил, преимущественно, он один), пора выпить и вторую.

Второй тост в этом доме всегда за любовь: до брака, в браке, после брака, вместо брака, и любовь к трем апельсинам! У нас с Тамарочкой, естественно, любовь в браке, хотя была и до этого. А большинство, почему-то любят выпить за любовь к трем апельсинам. К чему бы это, нет ли здесь какого-нибудь нетрадиционного уклона? — Гулиа подмигнул мне и многозначительно посмотрел на Тамару.