Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Владик стал хватать меня за плечи, пытаясь поцеловать. Я был выбит из колеи, ничего не понимая, я таращился на Владика, увертываясь от его поцелуев.

А ну-ка дай себя поцеловать! И сам поцелуй меня! — так властно потребовал Владик, что я невольно пригнулся, подставив ему свое лицо. До сих пор не знаю, целовала ли меня за всю жизнь, жизнь долгую и отнюдь не монашескую, какая-нибудь женщина так искренне, так страстно и с таким страхом, что все вот-вот кончится!

За этими внезапными поцелуями я и не заметил, как руки Владика стали шарить меня совсем не там, где положено. Это меня сразу отрезвило — мальчик то несовершеннолетний! В нашем дворе ничего не скроешь (хорошо, что я тогда понял эту очевидную истину!). Все дойдет до Фаины, и тогда вообще конец всему! Голова у меня уже кружилась, но я нашел силы оттолкнуть Владика, успокоить его, и отпечатать несколько фотографий. Чтобы никто посторонний не увидел, я их тут же отглянцевал и спрятал. Владика просил об этом никому не рассказывать. С совершенно одуревшей головой, я проводил Владика до дверей кухни и, поцеловав, отпустил домой. Сам же остался прибирать на кухне.

Никогда, наверное, у меня не было таких сумбурных снов, как в эту ночь. Я видел, как я в цветущих кустах целую Сашу, и ее лицо вдруг превращается в лицо Владика. Я продолжаю целовать это лицо и страстно говорю: «Я люблю тебя, я женюсь на тебе!» Проснувшись, я поразился, насколько Владик действительно похож на Сашу, на повзрослевшую девочку Сашу. Как только это сходство не бросилось мне в глаза раньше! И тут же, заснув, вижу разъяренное лицо Фаины, кричащее мне: «Сазизгаро!» («Мерзкий!»).

Назавтра утром я пошел в школу и никаких новостей не заметил. Учителя даже не спросили, почему я не ходил. У всех лица были испуганные и замкнутые; никто ничего лишнего не спрашивал. Молодая красивая учительница грузинского языка, Нателла Артемьевна — персонаж моих сексуальных сновидений, тихо сказала классу, что оказывается, на демонстрации убили сына нашего бывшего директора. Новый директор — Квилитая ходил мрачнее тучи.

А дома меня ожидал сюрприз, предсказанный последним сном. Фаина встретила меня у лестницы, не дав подняться домой. Она с улыбкой пригласила меня погулять во дворе. Надежда уже стала просыпаться в моей душе, как вдруг Фаина повернула ко мне свое искаженное злобой лицо, и, кривя рот, спросила:

Так мы с тобой трахались в ванной? И даже фотографировались при этом? — Она достала экземпляр злосчастной фотографии и разорвала у меня перед носом.

— Да кто с тобой, уродом, вообще станет трахаться, может только педик какой-нибудь! Ко мне не подходи больше и не разговаривай, а покажешь кому-нибудь эту гадкую фотографию — все скажу отцу, тогда ты пропал! И скривив лицо, как в моем сне, Фаина прямо глядя на меня, прошептала: «Сазизгаро!», добавив по-русски: «Подонок!». В продолжение этого разговора я несколько раз заметил, что Владик крутился где-то рядом. Как только Фаина отошла в сторону, ее место занял Владик.

Нурик, прости, я стянул у тебя фотографию и проговорился, прости меня, если можешь! Я не хотел, так получилось! — канючил Владик.

В моей душе с Владиком было покончено. Как нелепо, что в результате страдает тот, кто любит, а человек, которого любят, швыряется этой любовью, так как будто ему тут же предложат что-то еще лучшее. Но тогда это был первый (но не последний!) подобный случай в моей жизни, и я злым шепотом ответил Владику:

Фаина сказала, что со мной может трахаться только педик! Ты, наверное, и есть этот педик! Не смеешь больше подходить ко мне, подонок!

И я ушел от Владика, который остался стоять с поникшей головой.

Недели две я был, как говорят, в прострации. Спасали только тренировки, и я не вылезал из зала. Я стал отдавать себе отчет, что зря обидел Владика, мне было очень тоскливо без него. Некому, совершенно некому было излить душу. За эти два года я, что ни говори, тоже привязался к нему. Мне так захотелось возобновить отношения с Владиком, что я стал подумывать, как бы «подкатить» к нему и обернуть все шуткой.

Но жизнь, как говорил, Отец народов, оказалась богаче всяческих планов. Как-то, возвращаясь со школы, я заметил во дворе толпу соседей, в центре которой стояли дядя Минас, Люсик и мама Владика — Люба. Люба что-то кричала Минасу, соседи гомонили, а затем она, размахивая руками, быстро ушла к себе «на тот двор».

А твой друг Владик педерастом оказался! — почти радостно сообщила мне мама. — Застукали их во дворовом туалете с Ваником! Подумать только — Ваник, такой хороший мальчик, и — на тебе! Это Владик сам его соблазнил! Кстати, у тебя, случайно, ничего с ним не было? А то он так липнул к тебе!