Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Немного отдохнув, я решил повторить опыт — страсть к исследованиям оказались сильнее страха смерти. И опыт снова удался! Первое время я только и занимался тем, что повторял и повторял опыты, модифицируя их исполнение, и видимо, скоро дошел до общепринятого метода. Но тут меня взяло сомнение — все имеет свой конец, и видимо, запас этой жидкости тоже не безграничен в организме. Кончится жидкость, и в худшем случае — смерть, а в лучшем — прекращение этого восхитительного чувства. А без него уже жизнь казалась мне совсем ненужной!

Надо сказать, что медицинские познания у меня в те годы (в восемь-девять лет, точно не помню) были, мягко выражаясь, недостаточны. Я, например, полагал, что человек, как кувшин наполнен кровью, проколешь кожу — вот кровь и выливается. Я очень боялся переворачиваться вниз головой, чтобы кровь не вытекла, и когда это все-таки случалось, плотно закрывал рот и зажимал нос, чтобы не дать крови ходу.

Интуитивно я решил, что «жидкость удовольствия» берется из тех двух маленьких шарообразных емкостей, которые находились у основания «хвостика». Исследователь по натуре, я измерил пипеткой количество выделявшейся за один раз жидкости и проверил сколько таких доз поместиться, например, в ореховой скорлупе, близкой по размерам к упомянутым емкостям. Результат заставил меня побледнеть — судя по количеству проведенных «опытов», жидкость должна была давно кончиться со всеми сопутствующими печальными последствиями. Но этого не произошло, я был в недоумении, но опытов не бросал. Дойти до мысли, что в организме что-то могло вырабатываться — кровь, слюна, моча, наконец, я пока из-за возраста или «упертости» не мог. Вот так под страхом смерти и продолжал сладостные опыты.

Примерно в это же время ко мне стала приходить и страсть (пока возвышенная) к противоположному полу, которую условно называют любовью.

Первое ее проявление я почувствовал поздней весной, а может быть ранним летом 1949 года (помню, что это был год 70-летия Сталина), когда мне было 9 лет. Мама повела меня в цирк, если мне не изменяет память, на одно из первых представлений Юрия Никулина, которое проходило именно в Тбилиси. Цирк в Тбилиси расположен в очень живописном месте — на горке над Курой, очень напоминающей Владимирскую горку в Киеве над Днепром. А на склоне до самой Куры простирается Парк физкультурника, весь в извилистых дорожках и цветущих кустах. Этот парк пользовался дурной славой «парка влюбленных» и вечерами он прямо кишел парочками.

Но представление в цирке было утреннее, мы с мамой познакомились со своими соседями по местам — молодыми супругами с дочкой Сашей — моей ровесницей, и после представления вместе пошли гулять в парк. А в парке во всю цвели кусты, как мне помнится, диких роз с одуряюще-сильным притягательным запахом. Я как сейчас помню родителей Саши: отца — военного в форме с погонами, и его жену — в белой кофте и черной юбке. Оба супруга были улыбчивыми, стройными, голубоглазыми блондинами; их дочка Саша имела две косички белокурых волос, повязанных белыми же бантами и одета она была в белое платьице и белые же туфельки. Вся группа представляла, по современным меркам, прекрасную модель для рекламы бленд-а-меда, дирола или здорового отдыха на курорте в Анталии. Родители наши сели на садовую скамейку, а мы с Сашей принялись бегать по тропинкам и срывать пахучие цветы. Набрав букеты, мы прибегали к родителям и оставляли цветы мамам, каждый своей.

На каком-то из «забегов» я оказался с Сашей под цветущим кустом, с которого мы уже успели кое-что оборвать. Я увидел вблизи лицо Саши, показавшееся мне совершенством, которого я раньше и представить себе не мог. Светлые, длинные, загнутые кверху ресницы вокруг голубых глаз-озер, персиковая детская кожа на пухлых щечках, чуть вздернутый носик и пухлые розовые полуоткрытые губки. В этом лице было что-то от красивой куклы — Мальвины, но в отличие от «мертвой» куклы, Саша необыкновенно притягивала меня к себе своей жизненной реальностью, со мной происходило что-то фантастическое. Я как во сне протянул ей мой букет, и она взяла его, не переставая пристально смотреть мне в глаза.

— Саша, я люблю тебя! — совершенно неожиданно, автоматически вырвалось у меня.

Я тебя тоже! — видимо, так же автоматически отвечала Саша, не открывая взгляд от меня. Я заметил, как она часто и отрывисто задышала, и запах ее дыхания, отдающий почему-то молоком, вместе с запахом цветов окончательно вскружил мне голову.