Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

1. Принуждение к ложному доносительству М.И. Стукачева на доц. Н.В.Гулиа с непредоставлением конкретных доказательств обвинения (свидетельские показания, магнитофонные записи и пр.).

2. Разжигание национальной розни и антисемитизма в ТПИ.

3. Сбор компромата на ректора в виде порочащих его фотографий на отдыхе в Кисловодске.

4. Попытка несправедливого увольнения опытного преподавателя М.И. Стукачева, как невыгодного свидетеля.

Резюме: требование разобраться в ситуации и наказать провокатора — доц. Поносяна Г.А.

Подписались все кроме Тамары, которая не присутствовала на собрании, и Лили — она хоть и присутствовала, но была с другой кафедры, и не ее, вроде, это дело.

Наутро Ильич подал в канцелярию заявление и получил расписку на своем экземпляре. Днем я зашел к Жоресу Равве, «по секрету» рассказал об антисемитских выходках Поносяна, о его доносе ректору, о сборе им компромата, и о том, что я не хочу работать с таким гадом, а хочу — с таким справедливым и хорошим человеком, как Жорес.

— Перейду на работу со своей темой и деньгами! — добавил я. — И еще, — после защиты докторской обещаю не подсиживать вас, а претендовать на то место, которое ректор мне и обещал, — на «Теоретической механике».

Жорес матюгнулся в адрес Поносяна, и сказал, чтобы я писал заявление «по системе бикицер», потому что лекции читать некому.

Подошел Новый 1969 год. Мы с Лилей и Тамарой решили справить его втроем. Но потом Роман и Галя тоже «напросились» к нам.

— Надо усыпить бдительность Тони, — предложил Роман, — давай возьмем побольше бутылок, зайдем ко мне, напоим Тоню, а сами по-быстрому улизнем.

Я сдуру согласился. Мы взяли водки, пива, портвейна и шампанского. Роман жил от меня километрах в двух. Кроме того, между нами был довольно большой парк, который мы переходили, если шли пешком. Мы сели на транспорт и часам к восьми вечера зашли в квартиру к Роману.

Тоне не понравилось, что пришел я, но она была довольна, что Роман собирается, как он сказал, встречать Новый Год в семье. Детишки — одна школьница, другая — лет пяти, крутились вокруг папы. Роман открыл водку и предложил выпить за старый год. Запили пивом. Еще раз — за старый год, и снова запивка пивом.

Глупая Тоня выпила все, что наливал Роман, да и не более умный я, делал то же самое. Тогда я не знал, что начинать надо с самого слабого напитка и пить, только повышая его крепость. После водки — пиво или шампанское — это хана! Но он-то действовал по плану, а я сдуру пил все, что наливали. Сам Роман недопивал водку, нажимая в основном, на пиво.

Водка выпита, мы перешли на портвейн и шампанское. Роман предложил сделать купаж, смешав эти напитки. Получилось вкусно и мы пили «от души». Я заметил, что Роман вместо купажа пьет снова пиво. И вот первый результат — Тоня с грохотом свалилась. Мы радостно подхватили ее за руки-ноги и уложили в постель, а сами стали пить дальше. Дети пищали, и Роман шуганул их в детскую.

Только мы собрались идти, как Роман предложил выпить «на посошок», после чего я забылся.

Пробуждение мое было одним из самых кошмарных в моей жизни. Полутемная и незнакомая комната, я лежу на спине одетый, в носках без ботинок. Слева — стена, справа какая-то дышащая гора, которая при ближайшем рассмотрении оказалась Тоней. Голова у меня и так шла кругом, а когда я понял, что зажат между стеной и Тоней, меня затошнило. Взглянув на часы, я понял, что встретил Новый Год в постели с Тоней. В ужасе я стал осторожно перелезать через огромную тушу Тони, и в это время она пришла в себя.

— Что ты на мне делаешь? — спросила она своим хриплым голосом, схватив меня за бока. Дети стояли рядом и молча смотрели на происходящее. — Где Роман? — прохрипела Тоня, но я с кислой улыбкой сообщил, что знаю это так же, как и она, так как проспал Новый Год вместе с ней в койке. Тоня встала, сняла с вешалки мое пальто, шапку, подхватила ботинки, и выбросила все за дверь. Я вышел на площадку оделся, но проклятые ботинки так и не смог надеть без рожка. Я примял им задники и, как в шлепанцах, вышел на улицу.

Было около часу ночи и свыше тридцати мороза с ветром. Ни транспорта, ни живой души. Деваться было некуда и я, собрав волю в кулак, побрел домой. До парка я дошел еще туда-сюда, а там передо мной стала дилемма — идти вокруг или «напрямки». И я пошел напрямки.

Ноги вязли в глубоком снегу, ботинки-шлепанцы то и дело соскакивали с ног. Дул ветерок, заметая следы. Я подумал, что если остановлюсь или упаду, то обнаружат меня только поздней весной, когда растает снег. Таких «подснежников» в Тольятти, особенно в парках и на пустырях, находили весной десятками.