Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Но нет, не терпится слабым руководителям сунуть голову в уже смазанную мыльцем петельку, где останется только затянуть ее! До приезда Геракла я провел еще несколько испытаний автомобиля с гибридной силовой установкой, составил акт испытаний, который подписали Бут, я, и водитель. Этот акт с удовольствием утвердил Авель Габашвили, в очередной раз обозвав Геракла идиотом.

Перед самым приездом Геракла я вынул из установки некоторые штифты, нарушив центрацию валов, затянул некоторые гайки и, наоборот, ослабил другие, сделав установку неработоспособной. Когда мы встретились с Гераклом на работе, он уже знал об испытаниях — видимо доброхоты позвонили.

— Как ты посмел проводить испытания без начальника отдела? — был первый его вопрос ко мне.

— Уважаемый Геракл, ты с отдыха приехал или с зоны? Почему такой вздрюченный?

— Как ты со мной разговариваешь? Что такое «вздрюченный»?

— Дрючить — это синоним слова «трахать», а это, в свою очередь, синоним…

— Да ты что, совсем распустился здесь без меня? — начал повышать голос Геракл.

— Батоно Геракл, если не умеешь с людьми культурно говорить, иди овец паси. У тебя, кажется, предки мецхваре были! («мецхваре» — по-грузински «овечий пастух» — это не только профессия, но еще прозвище тупого, малограмотного человека. Как-то Геракл обмолвился мне, что предки его пасли овец в Кахетии). Крики и визг Геракла собрали всех сотрудников отдела.

— Я увольняю тебя! — кричал Геракл, делая рукой жест Юлия Цезаря.

— Меня только директор уволить может, — спокойно ответил я, — как и тебя тоже. А на твои грубые слова я напишу начальству докладную!

И я быстро настрочил докладную записку на имя зам. директора по научной работе Авеля Габашвили, где жаловался на грубость и самоуправство со стороны начальника отдела Маникашвили в ответ на мою напряженную работу в период его отдыха на море. Не теряя времени, я зашел с этой запиской к Авелю и показал ему ее. Тот внимательно прочел докладную, пригласил меня присесть и поручил секретарше срочно вызвать к нему Маникашвили.

Пока Геракл поднимался к Авелю, тот быстро расспросил меня по существу вопроса. Тяжело дыша, Геракл вошел в кабинет зам. директора.

— Рашия сакме, батоно Геракл? («В чем дело, господин Геракл?») Что ты такой злой с отдыха приехал? Вот Нурбей за тебя всю работу сделал, батони Тициан остался доволен, немецкий профессор тоже, а ты еще ругаешь его, уволить хочешь?

— Да нет, батоно Авель, никого я увольнять не хочу, просто с языка сорвалось, но я приказывал не испытывать автомобиль без меня…

— А батони Тициан приказал показать машину в действии! Немецкие профессора ждать не будут, когда ты с моря приедешь! — громко, по начальственному, пояснил Гераклу Авель.

— Батоно Авель, прошу освободить меня от работы в отделе Геракла: после таких слов перед всем коллективом, я не могу там больше работать! — твердо заявил я.

— Хорошо, я подумаю, в какой отдел тебя перевести, а сейчас идите и успокойтесь! — выпроводил нас Авель.

Я добился, чего хотел и весело шел рядом с Гераклом. Тот аж лопался от злобы.

— Иуда ты, а не друг, после этого! — громко уже во дворе при зеваках заявил мне Геракл.

— Тамбовский волк тебе друг, а не я! — почти криком ответил я, провоцируя ссору при народе. Собралось во дворе уже почти пол-института, даже любопытные курды стали заглядывать: что это «наука» так орет друг на друга. Децибеллы нашей ругани все нарастали, как вдруг Геракл использовал неспортивный прием.

— Хорошо, пусть нас двоих уволят, я хоть шофером устроюсь работать, а ты — слепой очкарик, тебя даже шофером не возьмут! — сморозил явную глупость Геракл. Как говорят, «на свою же голову».

Я рассвирепел, и вдруг наступило уже привычное для меня в этих случаях потемнение в глазах и головокружение. Почувствовав себя где-то в стороне и выше от толпы, я увидел себя и Геракла в ее центре. И я услышал исходящие от моей фигуры незнакомые слова, отчетливо сказанные чужим голосом:

— Я уволюсь раньше тебя; тебя же уволят через три месяца после меня. Шофером ты работать не сможешь, так как потеряешь глаз!

Постепенно я вошел в свое тело, народ вокруг нас безмолвствовал. Я повернулся и молча прошел через расступившуюся толпу. Маникашвили, также молча, ушел в другую сторону. Я вспомнил все предыдущие случаи с таким необычным моим состоянием. Детский сад, которому я посулил пожар — сгорел. На целине я пообещал снег и потерю урожая с увольнением за это Тугая — и это исполнилось. Разозлившись почему-то на Танин цех, я пожелал взрыва и схода крана с рельсов — так все и вышло. Пообещал бывшему любовнику Тани — Витьке скорую тюрьму, и это сбылось! Это необычное состояние всегда сопровождалось чужим голосом и словами, головокружением и потемнением в глазах, а также иногда я начинал ощущать себя где-то в стороне от места событий и смотреть на происходящее со стороны.