Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Вдруг в дверь комнаты раздались удары ногами. Я кинулся открывать и тут же получил удар ногой в подбородок. За дверью стояли три приятеля Витьки, как потом сообщила мне Таня. Я был в нокдауне и мало что соображал.

Зато Оля не растерялась. Она мгновенно скинула с ноги приличного размера туфлю на шпильке и нанесла молненосные удары этой шпилькой по головам нападавших. Враги залились кровью. Таня, видя это, оживилась, взяла в руки свою скалку, которую так не любил Володя, и «добила» врагов. На шум из комнат повыскакивали соседи и добавили свое — они терпеть не могли «бандита» Витьку и его дружков. Тела спустили с лестницы, как учил это делать Серафим.

Некоторое время я носил с собой пистолет и нож для самообороны. Но примерно через неделю Таня сообщила мне, что звонила матери Виктора, и та поплакалась ей, сообщив, что его снова забрали, и снова несправедливо. Кто-то кого-то зарезал в драке, а Виктор оказался крайним…

Мне снова стало не по себе из-за своего языка, но я легко пережил это, благо тень Виктора с бритвой преследовала меня все эти дни.

Мы опять зажили спокойно — ночевали с Таней у меня в комнате, а Оля — в комнате Тани. Игорек жил у Таниной тети. Днем Оля ходила по московским магазинам, а вечером мы встречались, ужинали и выпивали втроем.

Настало время Оле уезжать к себе в Мичуринск, остался один полный день

— завтра, и пол дня послезавтра. И Таня предложила мне поводить Олю по «культурным» местам Москвы. Сама она не могла пойти с нами, так как работала в вечер и приходила домой ровно в полночь.

Мы назначили встречу с Олей среди колонн Большого Театра в шесть вечера. Оля стояла у колонны, как мне показалось, смущенная и тихая. При встрече она поцеловала меня немного не по родственному, но я не придал этому значения. Мы походили по центру, зашли в кафе «Артистическое», что напротив старого МХАТа (не знаю, сохранилось ли оно сейчас?), выпили немного. Оля, сославшись на усталость, попросилась домой. Я взял бутылку «Хереса», который нравился нам обоим, остановил такси, и мы «по-культурному» приехали в «Пожарку». Зашли ко мне в комнату и приготовили нехитрую закуску, кажется яичницу и апельсины. Таня была на работе и мы решили ее дождаться у меня.

Но после выпитого хереса дожидаться Тани мы не стали. Озорные глаза Оли сами определили дальнейшее наше поведение. До прихода Тани оставалось три с лишним часа. Мы заперли дверь, оставив ключ в замке, выключили свет и, не раздеваясь, кинулись в койку. Я не ожидал от восемнадцатилетней провинциальной девушки таких профессиональных поцелуев. В темноте Оля стала еще на порядок красивее и загадочнее, чем была. Мы начали скидывать с себя все лишнее, что мешало нам узнать друг друга поближе, как вдруг — требовательный стук в дверь. Мы замерли — для Тани это слишком рано, а другие люди нас не волновали.

— Нурик, открой, я знаю, что ты дома, дверь закрыта изнутри! — решительно сказала Таня, — а это был именно ее голос. Для верности она постучала в дверь еще раз.

Делать было нечего. Мы включили свет, лихорадочно оделись, прибрали койку. Оля села за стол доедать яичницу. Я с ужасом открыл дверь, инстинктивно защищая лицо левой рукой. Таня спокойно вошла, села за стол.

— Вы извините меня, что прервала ваш ужин, — тихо сказала она нам, — но я почувствовала себя неважно, и вот пришла заранее. Я хочу лечь, Оля пойди, пожалуста, в мою комнату — она открыта.

Олю как ветром сдуло. Таня быстро разделась и легла. Казалось, ее била лихорадка. Я снова запер дверь и, раздевшись, лег с Таней. Мне было ужасно стыдно, я даже потерял голос от смущенья.

Таня ухатилась за меня так, как будто я проваливался в пропасть. Плача и улыбаясь одновременно, она ласкала меня, что-то приговаривая и целуя меня всюду. Понемногу смущение мое пропало, и наступила еще одна незабываемая на всю жизнь ночь. Мне, как мужчине трудно понять, какие чувства овладели Таней. На ее месте я бы скорее отругал и побил неверных мне близких людей, но ей, как русской женщине, конечно, виднее.

Наутро, как ни в чем не бывало, мы зашли к Оле и позавтракали с ней. Таня была весела и улыбчива, даже попросила Олю спеть что-нибудь. У Оли оказался красивый низкий и сильный голос, она спела песню, у которой я запомнил только начало:

«Скоро осень, за окнами август…»

Потом я слышал эту песню в исполнениии знаменитой Майи Кристаллинской, но тогда в словах песни мне почудился какой-то тайный смысл наших отношений. Плакали все — Таня навзрыд, я тихо утирал слезы. Оля пела, широко улыбаясь, но на глазах тоже блестели слезы. Мы все втроем расцеловались, и Оля ушла, хотя на поезд было еще рано. Она решила еще раз заглянуть в московские магазины.