Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

— Ах, «рача», мегрельская рожа, я покажу тебе «рачу»! — орал дядя Саша и кидал в жену всеми попавшимися под руку предметами: яблоками, бутылками, тарелками, табуретом …

— А ну, скажи, как положено — «врач»!

— «Рача!» — упрямо повторяла тетя Надя.

Не выдержав преподавательского труда, дядя Саша сбежал от тети Нади к некоей Нюрке, с которой уехал куда-то в глубинку России, где и сгинул …

Но я был прирожденным преподавателем — я выучил жену английскому лучше, чем она знала немецкий, который изучала и в школе, и в ВУЗе. Я просто прекратил говорить с ней по-русски… Но нервы-то тратились, и я все чаще стремился уйти из дома куда-нибудь подальше. Мечтал, конечно, о Москве, о Насте — днем, и ночью — во снах. Иногда называл жену Настей, ну и получал за это. Никому не советую жениться на силовых спортсменках — штангистках, боксерках и тому подобных. Напомню, что Лиля была спортивной гимнасткой, а это тоже очень даже силовой вид спорта!

Но один важный вывод я при этом сделал — если одновременно «встречаешься» с несколькими дамами, то позаботься, чтобы их звали одинаково. Это же так легко сделать! Ну, не выбирай себе в подруги Гертруду, Степаниду или Домну, а — Машу, Настю, Олю или Тамару. Кстати, забегая вперед, доложу, что в годы моего сексуального расцвета имя «Тамара» было очень популярно. И я избрал его в качестве эталонного. Многие годы подряд у меня были одни только Тамары, и параллельно и последовательно. Друзья даже прозвали меня «Тамароведом». Я даже и сейчас обвенчан с Тамарой.

Но это все пришло гораздо позже, а пока наступила летняя сессия, после которой — летняя производственная практика в ЦНИИСе. И хотя ребят нашей специальности и так на практику направляли в ЦНИИС, я, не рассчитывая на случай, запасся соответствующим письмом оттуда. Жена же осталась на практике в Тбилиси, поближе к дому.

Но, наконец, прошла сессия, все сдано на «отлично», и я еду в Москву! Со мной вместе едут студенты — мои целинные приятели — «старик» Серож Калашян, комсорг Левон Абрамян, веселый парень-музыкант Толик Лукьянов, «Крисли» Сехниашвили — сын проректора, проводившего со мной собеседование. Все мы направлены на летнюю практику в ЦНИИС, и нас впятером поселяют в знакомое общежитие МИИТа в большую комнату на 2-м этаже.

Я в Тбилиси тайком откладывал деньги в «заначку», и по дороге в общежитие зашел в ювелирный отдел Марьинского Мосторга и купил для Насти обручальное кольцо.

Я едва дождался вечера и, увидев с улицы, что в заветной комнате зажегся свет, бегом взлетел на четвертый этаж и, еле сдерживая удары сердца, постучал в эту заветную комнату. Крик: «Да!». Открываю дверь — Настя с Зиной сидят вдвоем и пьют чай с баранками.

Увидев меня, девушки и не приподнялись со своих мест, только как-то странно переглянулись. Зина со словами «третий лишний» выпорхнула в коридор, а я, поцеловав Настю, сел на ее место. Меня удивило, насколько холодной была наша встреча. «Стыдится Зины, наверное», — подумал я и протянул Насте коробку с кольцом.

Что это? — недоверчиво спросила она, — но раскрыв коробку даже ахнула. Она быстро примерила кольцо, потом сняла его, посмотрела на внутреннюю сторону, убедилась, что оно золотое, и снова надела его, любуясь обновкой.

Оно мое? — как-то загадочно спросила Настя, и, получив утвердительный ответ, сказала, — мне оно так нравится, я не верну его тебе! — и продолжила,

— ты знаешь, я тебе изменила! Густо покраснев и потупив, как обычно, глаза, она продолжила: — я познакомилась с парнем, который неженат, который никуда не уезжает и который меня любит! Конечно, кольца золотые он мне не дарит, — и Настя снова залюбовалась колечком на руке, — парень он простой, не спортсмен, не изобретатель, но мне он нравится. Настя в упор посмотрела мне в глаза, — и я хочу остаться с ним! Ты меня понял? — спросила Настя, видя, что я продолжаю улыбаться, — ты ведь не бросишь из-за меня жену, а я не хочу жить одна. С Сашей я все-таки разведусь, вот и выйду замуж за Шурика! А ты езжай к своей жене, — вдруг распаляясь, стала повышать голос Настя.

Ничего не понимая, я встал и вышел из комнаты. У самых дверей стояла Зина и «переживала». Она взяла меня за руки и, волнуясь, рассказала то, о чем я уже упоминал ранее. Зина повторила, что она уже «свободная женщина», и что я ей нравлюсь.

— Зина, ты тоже мне нравишься, но ведь Настю я люблю, ты знаешь, что это такое? — шептал я ей, роняя слезы. Зина, видя мои слезы, заплакала сама.

— Хорошо, тогда я скажу тебе все, — вдруг решилась она, — Настя не любит Шурика, а ты ей очень по сердцу, может она даже любит тебя. Но он свободен, понимаешь, и намекает, что если Настя разведется, то он женится на ней! Вот она и не знает, как поступать! Лучше синица в руках… Если ты пообещаешь, что разведешься, то Настя снова будет твоей! — Видя, что я замотал головой, Зина резко сказала: «А ты соври, ты что, с неба свалился? Соври, как все мужики! Этот Шурик — никчемность, я его терпеть не могу! Зря я вам с Настей воду замутила, хотела тебя закадрить, а ты какой-то несовременный — заладил свое «люблю да люблю!» Решай — я тебе все рассказала! — и Зина, пожав мне запястья, зашла в комнату.