Гельмут Полле - Отец и сын

В июне 1943 г. меня перевели на работу в лагерь заключённых. Для меня начался новый этап жизни и работы, новый институт.Первые встречи с больными з/к привели меня в шоковое состояние, я обратился к начальнику лагеря с просьбой освободить меня от этой работы. Но меня успокоили, мол всё наладится, привыкнешь, приспособишься. Так я стал работать с з/к, единственный врач без юридического срока.

Несколько эпизодов первого дня работы в амбулатории з/к. Молодая женщина (19–20 лет) обратилась по поводу ожога тыльной поверхности кисти. Осмотрев, я дал указания, что делать. Больная внезапно повернулась ко мне спиной, подняла юбку и показала голую попу. Ожог был вызван лютиком (цветок) с целью отклонения от работы и попадания в мужскую зону, где как раз и находилась амбулатория.

В этот же день оперуполномоченный лагеря привёл для обследования двух больных з/к из изолятора. Первый: боли в спине, резкий отёк и краснота стопы, повышенная температура тела. Для меня диагноз был не ясен. Оперуполномоченный обратил моё внимание на маленький пузырёк на коже стопы и попросил его снять. Выделился гной с крайне неприятным запахом. Оказалось, больной протянул под кожей нитку, предварительно протянув её между зубами. Инфекция ротовой полости очень опасна.

Второй больной: высокая температура, голень и стопа резко отёчны, покраснение, болезненность. Я подозревал тромбофлебит (закупорка вен). При детальном осмотре обнаружил гнойный пузырёк, вскрыл, обильные гнойные выделения с резким запахом бензина. Бензин даёт обширные омертвения тканей. В обоих случаях искусственно вызваны болезни с целью отклонения от работы. Оказалось эти два случая мне были специально подброшены для проверки моих знаний в области членовредительства («мастырки»). К концу дня вызвали в штаб к начальнику лагеря, где присутствовало несколько человек. Дали мне ряд добрых советов по мастырке, за что я был им благодарен.

В этот первый тяжёлый день работы с з/к узнал новое понятие — «мастырка». В дальнейшей работе это мне много помогло. Стал изучать разные виды членовредительства, а их большое количество и все они подлежат судебному наказанию (раздувание щеки воздухом, ввод бензина под кожу, ожоги, мелкие травмы, особенно часто использовалась инфекция ротовой полости). Ещё до работы с з/к среди трудмобилизованных встречались случаи мелких травм, рубленные раны, ожоги и другие, но не встречал гнойных процессов. В трудармии все эти случаи, независимо, сознательно или нет, квалифицировались как саботаж и по ст.58 УК и осуждались строго, вплоть до расстрела. Приговоры приводились в исполнение в день их вынесения. Расстрел в 3–4 км от лагеря. Трудно себе представить, на работе случайно отрубил себе кончик пальца и за это отдашь жизнь. Всё было дозволено, чем больше уничтожено советских немцев, тем лучше, хотя эти люди не имели отношения к Германии, кроме далёких, далёких предков.

В 1944 г. был переведён в центральный лазарет трудармии в Челябинске. Заболел ведущий хирург, бывший зав. кафедрой госпитальной хирургии Самаркандского мединститута профессор А.А.Руш (инфаркт миокарда), лежал в палате хирургического отделения. Лазарет находился в центре стройки ЧМС (Челябметаллургстрой) в зданиях барачного типа и имел 4 отделения: терапевтическое, хирургическое, туберкулёзное и инфекционное. Лазарет граничил с 6-м стройотрядом. В первое время работать в отделении было трудно, больных много, шеф болел, заведовала отделением пожилая женщина К.Спектор — акушер-гинеколог без оперативных навыков. Зав. отделением мог быть только вольнонаёмный, но не немец. По возвращении шефа работа стала ещё интенсивней. Одна деталь: в сентябре часть уже истощённых и голодных людей были направлены на уборку картофеля и в результате в день поступало до 22 человек по поводу кишечной непроходимости, все оперированы, но выживали единицы. Этот результат крайне беспокоил начальника сануправления стройки и он решил участвовать в двух операциях в один день, оба больных погибли. После этого он поменял своё мнение, но оснащение отделения не улучшилось.

Шеф был человек весёлый, грубоватый, много кричал и бил по рукам. Мои руки часто были в синяках, не бить же по рукам женщину (ещё и заведующую). Он был левша с прекрасной техникой, оперировал быстро, к примеру, резекцию желудка делал за 45–50 минут.

Жили мы (6 врачей) в одной комнате (18 кв. м) при лазарете.

В дальнейшем лазарет перевели на окраину Челябинска. Несколько месяцев до этого был построен в срочном порядке эпидемиологический изолятор по дифтерии для лагеря N68 (военнопленные). В лазарете было 8 зданий. Хирургическое отделение имело 2 корпуса, один чисто хирургия с операционным блоком и гнойная хирургия с большой перевязочной. Территория лазарета была не благоустроена, т. к. строилась в зимнее время и в благоустройстве нам помогала бригада военнопленных, в основном медики, не привлекавшиеся к физическому труду в лагере. Мы с ними наладили контакты, они удивлялись нашим успехам при таком скудном оснащении. С жизнью лагеря N68 немного ознакомился при его посещении с шефом, который там иногда консультировал больных. Условия жизни и работы военнопленных были намного лучше, чем условия советских немцев. Наши колонны рядом с ними выглядели как колонны оборванцев.