Александр Алтунин - На службе Отечеству

Когда я сорвал повязку с глаз, то сразу очутился в крепких объятиях товарищей. А Ефименко задумчиво стоял в стороне, на лице лейтенанта блуждала улыбка удовлетворения: его труды не пропали даром.

Отстранив товарищей, я строевым шагом подошел к командиру:

— Выполнение поставленной задачи закончил, товарищ лейтенант!

— Молодец! — Ефименко крепко пожал мне руку и с нескрываемым удивлением спросил: — И когда ты успел так навостриться?!

Я рассказал о вечерних тренировках. Внимательно выслушав меня, Ефименко сказал, что приобретенные знания пригодятся мне при обучении подчиненных. Откуда было знать лейтенанту, что доведенные мною до автоматизма навыки в обращении с пулеметом потребуются не на учебном поле, а в смертельных схватках с врагом!

Заметив бегущего к нам посыльного, лейтенант Ефименко прервал беседу. Курсанты столпились за его спиной.

Посыльный остановился перед командиром взвода и, переведя дыхание, доложил:

— Товарищ лейтенант, командир батальона приказал немедленно возвратиться в лагерь. На двенадцать ноль-ноль назначено общее построение.

Быстро разобрав оружие, мы тронулись в путь форсированным, как называл такой вид передвижения наш лейтенант, маршем: пять минут бегом, пять минут ускоренным шагом.

В лагере нам приказали переодеться в выходное обмундирование и построиться на плацу. Построением командовал высокий жилистый полковник, заместитель начальника училища по строевой части. На правом фланге занял место оркестр.

Показался начальник училища полковник Добровольский. Приняв рапорт, он вышел на середину строя.

— Здравствуйте, товарищи! — приветствовал нас начальник училища. С улыбкой выслушав дружный ответ и приказав загнуть фланги шеренг, он оказался в середине полукруга.

Взяв у сопровождавшего его начальника строевого отдела папку, полковник Добровольский торжественно объявил:

— "Приказ Народного комиссара обороны Союза ССР по личному составу армии… 10 июня 1941 года, город Москва.

Курсантам, окончившим Новосибирское пехотное училище, в соответствии с Постановлением ЦИК и СНК Союза ССР от 22 сентября 1935 года "О введении персональных воинских званий начальствующего состава Красной Армии", присвоить воинское звание "лейтенант" и назначить…"

Начальник училища громко и отчетливо называл фамилии выпускников и воинские части или учреждения, в которые они назначены. Наконец услышал я и свою фамилию: "Алтунин Александр Терентьевич — командиром взвода 720-го стрелкового полка". Большинство выпускников получили назначение в части, находящиеся в западных районах страны.

После торжественного построения нам выдали командирское обмундирование и снаряжение, заранее сшитое в мастерской военторга и ожидавшее на складе своего часа. К вечеру все выпускники уже щеголяли в тщательно отутюженном обмундировании, прицепив к скрипучим ремням планшетки и полевые сумки. Думаю, что если бы мы получили противогазы, то и их повесили бы на себя: уж очень хотелось поскорее обрести командирский вид! Только пустая кобура для револьвера смущала. Но выход был найден: плотно набитая бумагой, она сразу приобрела "боевой" вид.

Последняя лагерная ночь была чрезвычайно душной. Не спалось. Вероятно, многим знакомо это ощущение: уходит в прошлое отрезок жизни, и ты стоишь на пороге чего-то нового, еще не изведанного. И жаль расставаться с тем, что было, и манят иные горизонты. Оправдаются ли ожидания, осуществятся ли надежды?

Натянув брюки и сапоги, я вышел из палатки и побрел по затихшему лагерю. Сколько пота здесь пролито! Учения. Походы. Марш-броски на стрельбище и обратно. Преодоление штурмовой полосы. Занятия, занятия, занятия.

В последнюю зиму начальник училища выводил поочередно все батальоны "на закалку", как он говорил. Жили в холодных бараках, по двое-трое суток дневали и ночевали в лесу у костра. Кое-кто ворчал: зачем, мол, такие мучения?

Побродив по лагерю, возвратился в палатку и, словно простившись с прошлым, мгновенно заснул.

После утреннего туалета и завтрака сложили мы свои вещи (каждый стал владельцем солидного чемодана) на грузовик и с плащами на левой руке походным порядком направились на ближайшую станцию. Шагали полевой дорогой, заросшей травой, и чувствовали себя птенцами, совершающими первый полет. Шли вольно, с шутками, впервые не соблюдая равнения.

До станции оставалось не больше трех километров, когда полуденная жара разморила девятнадцатилетних лейтенантов. Умолкли даже завзятые остряки, которые скорее раскаленный уголь во рту удержат, нежели острое словцо.