Array Array - Правда о русской революции - Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения.

После всего того, что Керенский говорил о праве и законности, нас эта грубая сцена поразила и многим сразу показала, с кем мы имеем дело. Ясно стало, что закон и право, только красивые слова, а в данном случае со стороны министра играла роль только недостойная месть политического противника.

В чем же заключалась вина Собещанского? Только в том, что он занимал должность начальника Шлиссельбургской жандармской команды и обязан был по долгу службы присутствовать, наравне с товарищем прокурора, при приведении приговоров суда висполнение. Сам по себе он был заурядный жандармский офицер, предназначенный уже к увольнению в отставку. В течение первых дней многих из Министерского павильона перевозили в Петропавловскую крепость, причем список таких лиц составлял сам Керенский. Места убывших замещались новыми арестованными, привозимыми даже из провинции. Так, были доставлены: граф Фридрих27, принц Мекленбургский, губернатор Крейтон, ген. Риман, губернатор Шидловский, генерал-адъютант Иванов и др. Некоторых, продержав день-два, освобождали.

Керенский заходил еще несколько раз и всегда старался блеснуть перед нами своим красноречием, но, в общем, содержание его речей ничем не отличалось от его первых разглагольствований и интереса не представляло. В один из приходов он вызвал меня в отдельное помещение и начал такого рода разговор: «Мне доподлинно известно, что вы принимали участие в расстановке пулеметов и, стало быть, виновны в пролитии крови народа». Я ему ответил, что такое обвинение, безусловно отрицаю, но что пулеметы действительно стреляли, чему был сам свидетелем, когда проходил по улицам города 28 февраля и I марта. Тогда Керенский мне заявил: «У нас есть свидетели, которые дают показания против вас». - «Кто же эти свидетели?» - «Кто они, я вам не скажу, но дело будет расследовано». - «Вот об этом я вас и прошу, и когда вы расследуете, то вы и узнаете, что пулеметы ставили рабочие» - «Ну уж этого вы мне не говорите, это басни», - сказал Керенский и спросил меня: «Правда ли, что существовал ход под Невою из Охранного отделения в Зимний дворец? Я приказал минной роте проверить это на месте». Я ему на это ответил, что до сих пор о существовании такого подземного хода не знал, но что при. содействии минной роты, возможно, его и сделать. Керенский обозлился и сказал: «Если вы будете так отвечать, то нам не о чем больше говорить», на что я ответил: «Как вам угодно», - и прибавил: «Обратите внимание на заметку в газете, что в Охранном отделении на крыше нашли радиотелеграф, а в гараже бронированный автомобиль, так это такая же правда, как и история с подземным ходом». Керенский почему-то сказал: «Ну, это чепуха».

Затем он задал мне еще вопрос: почему я, окончив Академию Генерального штаба, пошел на службу в Отдельный корпус жандармов, и когда я ему ответил: «По убеждению», то он, окончательно озлившись, стремительно выбежал из комнаты. Больше мне с ним никогда говорить не приходилось. Тотчас же после его ухода мне было объявлено, чтобы я при. готовился к отправлению в Петропавловскую крепость, но почему-то ни в тот день, ни на следующий меня не отправляли. Вскоре выяснилось, что в крепости все помещения уже заняты и ремонтируются новые, в ожидании чего мне пока нужно оставаться в павильоне.

Посещали нас и другие высокие особы, как, например, назначенный прокурором Петроградской судебной палаты социалист-революционер Переверзев, из бывших плохеньких адвокатов, и назначенный главным тюремным инспектором, забыл его фамилию, старый эсеровский партийный работник по партийной кличке «Товарищ Золотые очки». Оба они распинались перед нами о прелестях нового режима и о том рае, который ожидает русский народ, сбросивший позорные оковы монархии. Оба они главным образом старались щегольнуть красотой своих речей и произвести на нас потрясающее впечатление. Комендант Перетц заходил каждый день, говорил целую кучу всяких глупостей, много врал и придирался ко всяким мелочам, лишь бы досадить чем-нибудь арестованным.

Кроме того, арестованных посещали разные солдатские и рабочие депутации с целью удостовериться - налицо ли все арестованные, и посмотреть на тех людей, которых новая власть объявила врагами народа. Эти посещения были нам весьма неприятны, так как начальство устраивало в таких случаях настоящие представления, вроде посещения публикой паноптикума. Никогда не забуду посещения депутации от гвардейского флотского экипажа. Депутация возглавлялась громадного роста матросом свирепого вида; унтер-офицер Круглов давал разъяснения этому матросу, причем, останавливаясь почти перед каждым арестованным, представлял его, прибавляя в виде характеристики этого лица, какой-либо эпитет. Например, представляя Добровольского, добавил: «Министр юстиции, издававший несправедливые законы»; когда Добровольский заметил, что министры юстиции вообще не издают законов, то Круглов моментально приложил ему к голове браунинг. Представляя генерала Климовича, он добавил: «Градоначальник, мучивший народ». На замечание, сделанное Климовичем, Круглов проделал ту же историю с браунингом и т. д. По окончании матрос сплюнул и сказал: «И это бывшие правители, изверги, мучители? Хороши».