Когда похороны закончились, место погребения было объявлено «табу», чтобы укрыть его от нескромного любопытства смертных. Со временем вокруг того одинокого дерева выросли другие деревья. Великий Завоеватель почиет в сени кедров, елей и лиственниц.
В сторону Крайнего Севера тянется немереная сибирская тайга, непроходимый лес, две трети года находящийся во власти снегов и морозов. В другую сторону открывается волнистая степь, весной покрываемая ярким ковром полевых цветов, степь, на юге теряющаяся в бескрайних песках Гоби. Над нею в голубой вышине на могучих крыльях парит властитель монгольского неба, златоглазый черный орел — реальный образ жизненного пути Героя, своею десницей охватившего пространство, лежащее между байкальскими лесами и Индом, между приаральскими степями и Великой Китайской равниной.
Сон других завоевателей постоянно тревожат толпы приходящих спросить у могил, в чем состоит секрет людской судьбы. Он же почиет там, наверху, никому не доступный и без остатка взятый обратно в лоно монгольской земли, с которой составляет единое целое и ныне и во веки веков.
Книга известного французского востоковеда Р. Груссе (1885–1952) рассказывает о Чингисхане, основавшем в XIII веке Монгольскую империю, которой принадлежит свое особое место среди когда-либо существовавших и существующих поныне великих держав. Чингисхан — одна из поистине знаковых фигур мировой истории. Его имя стоит в списке наиболее часто упоминаемых имен исторических деятелей, и в этом «повинны» не только масштаб и значение самой этой личности, но и те поразительно отличающиеся друг от друга оценки, которых она удостаивается. Этот разброд мнений определенным образом связан с протянувшейся через всю историю человечества чисто культурной границей между оседлыми и кочевыми народами, между зонами влияния их цивилизаций, т. е., с одной стороны, между Западом и Востоком, берущими историческое начало в оседлых центрах, а с другой — Евразией, у истоков истории которой стояли кочевые государства и империи.
Границы между этими культурными зонами естественны, однако это не означает, что существуют непреодолимые препятствия для обмена идеями. Дело доходило даже до того, что люди, проживавшие в этих зонах, как бы менялись местами в оценке потрясших мир в XIII веке походов монголов, когда имя Чингисхана в разных местах и в разное время то упоминалось только в негативном плане, то всячески превозносилось. У имени Чингисхана всегда, на той и другой стороне культурной границы, были свои друзья и враги, и оно удостоилось редкой чести быть буквально на слуху в течение столетий у множества народов. По числу своих хулителей и явных апологетов оно не имеет равных.
Вместе с тем каждая культура, конечно же, имеет определенные доминанты. Европейцу или, например, жителю плодородных равнин в азиатских междуречьях особенно близки ценности оседлого быта, возникшие еще в древних земледельческих поселениях, а обитатель бескрайних евразийских просторов неравнодушен к опыту первых покорителей этих пространств — кочевников-скотоводов. Земледельческое освоение Великой степи и строительство городов привели к появлению в этой зоне приверженцев новой культуры. Точно так же в старых и особенно новых центрах оседлой цивилизации имеются почитатели той объединительной роли в истории их родной страны, которую сыграли кочевники. Культуры взаимодействуют, и это ведет к почти повсеместному появлению «оседлоцентристов» («западников», «европоцентристов») и «номадофилов» («почвенников», «евразийцев»).
Исследователь-«оседлоцентрист» (из Китая, Европы, России, Монголии, стран Центральной Азии и т. д.) волен увидеть в Чингисхане лишь предводителя диких орд. Феномен Чингисхана для него — плод игры стихийных сил природы и проявление незаурядных личных качеств степного героя. Как правило, более интенсивное признание исключительных личных заслуг Чингисхана (неважно, при положительной или отрицательной оценке его деятельности вообще) в создании Монгольской империи содержится в научных трудах «оседлоцентристов», озабоченных выявлением истоков ее жизнеспособности и могущества вне основной траектории развития общества степняков. Для них цивилизация, историческое прошлое, общественный прогресс несовместимы с кочевничеством. В этом смысле само величие Чингисхана как незаурядного государственного и военного деятеля связывается ими с его уникальными способностями прислушиваться к советникам из покоренных народов «цивилизованного пояса».
Читать дальше