Бронюс Яунишкис - От Альп до Гималаев

В миссии Чаухан усердно обучал мальчишек.

Перед отъездом профессор Густас поинтересовался у меня мировоззрением Фасати. Насколько глу­бока и искренна его вера? Я не знал, что ему от­ветить, но с того времени стал внимательнее наблюдать за Фасати. Однажды, выслушав испо­ведь, он взял облатки и пошел к алтарю. Затем стал прича­щать верующих. Когда Фасати вернулся в ризницу, я осторож­но, чтобы не обидеть, спросил его:

— Ты не забыл освятить облатки?

— Какая разница, освящены они или нет, — пожал он плечами. — Все равно верующие восприняли облатки как тело Христово. Главное — это верить. Неверующим и освященные облатки не помогут.

— А ты веришь в то, что делаешь? — спросил я.

Не ожидавший такого вопроса Фасати слегка смутился, растерянно улыбнулся и сказал:

— С помощью религии я стараюсь поднять достоинство людей. Разве этого мало? — Он посмотрел на меня так, словно желал прочесть мои мысли. - А духовные иллюзии, которые распространяем мы — католики, индуисты или буддисты, — одни и те же. Только облечены они в разные формы, но пред­назначены для обмана людей.

— Если ты не веришь в бога, зачем в таком случае миссионерствуешь? — возмутился я. — Это ведь лицемерие. Или ты извлекаешь из этого какую-то выгоду?

Фасати не успел мне ответить, так как в ризницу зашли два индуса, споря между собою. Это были отцы наших не­давних новобрачных. Невозможно было понять, чего они хотят. Показывая пальцем на своего свата, отец девушки начал объяснять:

— Во время сватовства об этом договоренности не было, а он вломился в мой дом и живет там. Разве есть такое право?

— Как же я не имею права, сват? — наступал отец юноши. — Мой сын теперь хозяин твоего дома. Он обещал в старости ухаживать за мной. Теперь у всех нас права на этот дом, и ты меня не выгонишь...

— Законы Ману [31]говорят, что когда человека убелит се­дина и он дождется внуков, то обязан порвать все земные связи. А ведь у твоего старшего сына уже есть дети, — не сда­вался первый. — Отправляйся в джунгли.

— Не спорьте, — пробовал утихомирить их Фасати.

— А он разве пойдет в лес, когда дождется внуков? — не хотел остаться в долгу второй. — Все хотят жить!

— Ты хочешь воспользоваться положением своего сына, нечистая твоя душа, — вскочил отец девушки.

— Идите во двор, разберитесь между собой, тогда пого­ворим, — махнул рукой Фасати. - Я не обязан вас выслуши­вать, тем более что вы не католики.

Теперь оба напали на Фасати.

— Вы связали наших детей, вот теперь и судите! — сказал отец девушки. — Как же иначе? Пожалуйста, сааб, возьмите, это очень красивый сапфир. Его нашел в горах мой праде­душка. Только Прошу вас честно решить наш спор.

— Конечно, меня вы обделите, ведь мне нечего вам дать, — вмешался второй.

— Разве не хватает в вашем доме места для всех? — спро­сил Фасати.

— Наш дом не маленький, — отвечал отец девушки.

— Так чего же еще вам нужно?

— Вот он злится, что я не ем панчагавии [32], — вмешался отец юноши. — А как я буду есть панчагавию, если отец невестки ест панчамарит [33]?

— Так почему же вы по-разному питаетесь? — поинтере­совался Фасати.

— Так постановил панчаят.Таково наше духовное очищение.

— А почему вас судил панчаят?

— Почему?.. - Они вытаращили глаза, поражаясь непо­нятливости Фасати. - Потому, что наши дети приняли като­лическую веру.

— Так почему же вас панчаят по-разному наказал? Мужчины переглянулись.

— Так ведь он же вайшья, а я - шудр, - пояснил отец молодого супруга. - Мы ведь из разных каст.

— Переходите в нашу веру, мы снимем с вас наказания, и вам не придется спорить, — предложил Фасати. — Мы не признаем каст и индуистских панчаятов. Мы, как и Ганди, провозглашаем равенство людей. Не нужны будут и драго­ценности. Иначе одним сапфиром не отделаетесь.

— Я бы перешел, да вот он не хочет...

— Почему же он не согласен?

— Он мечтает возродиться кшатрием. А я никогда не дождусь такой мокши. Я ведь шудр. Зачем мне такая религия?

Миссионер над чем-то долго раздумывал, а затем спросил:

— А если махант Магджура снимет с вас наказание, вы не будете ссориться?!

— Нет! - они оба вскочили.

— Послушайте наше богослужение, — сказал Фасати. — Вот закончу службу и отправлюсь в храм к маханту. Может, что-нибудь и удастся сделать.

Усадив отцов наших молодоженов возле ризницы, Фасати ушел служить обедню. После чтения евангелия, когда мисси­онер отдыхал, сидя на стуле, я взошел на амвон и произнес проповедь, в которой мирил обоих отцов. Я говорил о любви к ближнему, о дружной совместной жизни, о взаимном ува­жении и вечной жизни после смерти в царстве небесном. Во время проповеди отец юноши неоднократно подталкивал локтем своего свата и показывал на меня. Я был убежден, что проповедь подействует на них.