— Но еще не поздно одуматься, — прервал его Павлов. — Еще можно вернуться к нашему предложению. Стоит мне только сказать Короткову, что ты согласен, и вопрос о продолжении твоей работы в нелегальной разведке будет решен.
— Не надо, Виталий Григорьевич, лукавить. Наш разговор начинает походить на игру, и я начинаю уже терять терпение. Раз уж я сказал, что отвергаю ваше предложение, то все… точка!
Павлов в душе был согласен с ним и, с трудом подбирая успокаивающие слова, сказал:
— Твое решение мне понятно. И все-таки ты должен сообщить, чем будешь заниматься на гражданке. Ты же знаешь, что мы, разведчики, не любим ожидать от своих коллег каких-либо неожиданностей.
Подумав секунду-другую, Иосиф спокойно ответил:
— Я же говорил, что пока не знаю. Начну, наверное, писать мемуары… А там посмотрим, куда поведет моя путеводная звезда.
— Но имей в виду, о нелегальной разведке ты не должен ничего писать. Кстати, ты обязан дать нам подписку о неразглашении сведений, составляющих государственную тайну.
Григулевич фыркнул и, распрямив плечи, с достоинством ответил:
— Не беспокойтесь, Виталий Григорьевич, о разведке я писать не буду хотя бы уже потому, что ее руководство несправедливо закрыло передо мною двери! Мне есть о чем писать. Вы же хорошо знаете, я исколесил вдоль и поперек всю Америку, в некоторых ее странах жил и работал от месяца до трех лет. Был свидетелем и участником многих политических событий и житейских коллизий в те славные для меня годы. Я впитал в себя национальные культуры, обычаи и традиции латиноамериканских народов, их быт и нравы. Я жил среди этих прекрасных людей и любил их, они чувствовали это и потому признавали меня своим соотечественником. Мне всегда было хорошо с ними, я был счастлив с ними…
Павлов раздумчиво разглядывал его, как рассматривают загадочную картину, и только теперь начинал понимать, в чем была притягательность разведчика-нелегала Иосифа Григулевича, почему души латиноамериканцев и итальянцев с югославами были распахнуты перед ним: он покорял их своим отношением к ним, своим умом и глубиной познания и понимания их проблем.
Пропустив мимо ушей то, о чем говорил раньше Григулевич, Павлов прервал его:
— Скажи честно, Иосиф, о чем конкретно ты намереваешься писать?
Григулевич задумался, уносясь своими мыслями в страны американского континента — в Гавану и Буэнос-Айрес, в Монтевидео и Рио-де-Жанейро, в Сантьяго и Ла-Пас, в Мехико и Сан-Хосе, в Лиму и Боготу.
— Я буду писать о том, о чем лучше меня никто в Советском Союзе не знает и никогда не знал. Я расскажу советским читателям о красоте и темпераменте бразильянок и костариканок, о мексиканской и перуанской кухне. О национальных обычаях кечуа и майя, об искусстве аборигенов — белых туземцев… О манерах уругвайцев и боливийцев… О сдержанности чилийцев и культуре аргентинцев. И, конечно же, о прошлом и настоящем народов тринадцати стран, в которых мне посчастливилось работать.
— Я рад за тебя, Иосиф, и уверен, что ты сумеешь так же быстро и удачно адаптироваться в Советском Союзе, в котором предстоит тебе проявить себя на новом поприще. Главное для тебя сейчас и потом, — не расшифроваться, суметь сохранить тайну о своей нелегальной работе «в поле».
Иосиф укоризненно посмотрел на него, но ничего не сказал в ответ и, посчитав что разговор подошел к концу, молча поднялся и вышел из-за стола со словами «позвольте мне откланяться».
Павлов тоже встал.
— Вижу, Иосиф, ты сильно обиделся на разведку.
— На разведку — нет, я ей благодарен за то, что она сделала меня таким, какой я есть сейчас. А вот на ее руководителей появилась обида. Мне жаль, что в ее руководстве есть люди, которые завидуют чужим успехам. Это не делает им чести. И хотя вы лично считаете меня асом, я сейчас убедился, что асом быть опасно. Ас всегда между двух огней. Его бьют и свои, и чужие. Чужие бьют, потому что слишком опасен, а свои — чтоб не выпендривался и не вылезал вперед всех. Да, лучше всего быть средненьким. Так оно спокойнее…
Понимая, что уже отрезан от всего, с чем была связана его жизнь и работа в странах Латинской Америки и Европы, и что никаких теперь дел с разведкой у него не будет, Иосиф, не обращая внимания на Павлова, словно его и не было в комнате, молча направился к выходу.
— Куда же ты, Иосиф? — окликнул его Павлов. — Подписку-то забыл написать?
Григулевич остановился, повернулся и, наморщив лоб, несколько секунд смотрел сквозь Павлова, потом спросил:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу