Шибанов молчал из пронзенной ноги.
(«Василий Шибанов»)
Пастернака:
И пахнет сырой грезедой резедонт…
(«Сестра моя жизнь…»)
(вместо — «резедой горизонт»).
Кирсанова встречал словами:
Поцелуй бойца
Семена
в моложавый хвост
(вместо — «моложавый ус» в поэме «Моя именинная»).
Если он слышал или появлялись в печати какие-нибудь хорошие новые стихи, он немедленно запоминал их, читал сто раз всем, радовался, хвалил, приводил этого поэта домой, заставлял его читать, требовал, чтобы мы слушали.
Так было с «Мотэле» Уткина. Маяковский услышал его впервые на вечере во ВХУТЕМАСе. Пришел домой возбужденный и не успокоился до тех пор, пока и мы его не узнали.
Так было с «Гренадой» Светлова, с ранними стихами Сельвинского, со стихами Маршака для детей.
Светловскую «Гренаду» он читал дома и на улице, пел, козырял ею на выступлениях, хвастал больше, чем если бы сам написал ее! Очень нравилась ему «Пирушка» Светлова. Из стихотворения «В разведке» он особенно часто читал строчки:
…И спросил он:
«А по-русски
Как Меркурия зовут?»
Он сурово ждал ответа.
И ушла за облака
Иностранная планета,
Испугавшись мужика.
Он любил стихи Незнамова, просил его: «Почитайте, Петенька, „Хорошо на улице!“» — и ласково встречал Петра Васильевича его строчками:
без пяти минут метис,
скажите пожалуйста!..
(«Малиновый товарищ»)
Часто читали вслух «Именинную» Кирсанова. За утренний завтрак Маяковский садился, напевая:
и яичницы ромашка на сковороде.
В хорошем настроении он бодро пел кирсановское:
Фридрих Великий,
подводная лодка,
пуля дум-дум,
цеппелин…
Унтер-ден-Линден,
пружинной походкой
полк
оставляет
Берлин.
(«Германия»)
Очень нравились ему строки поэта-комсомольца Бориса Веревкина:
И гражд ане и гражд анки,
в том не видя воровства,
превращают елки в палки
в честь Христова рождества.
Он декламировал их на своих выступлениях и дома, для собственного удовольствия.
Одно время часто читал Сельвинского «Мотька-Малхамовес», «Цыганский вальс на гитаре», «Цыганские вариации».
Из стихотворения «Вор»:
А у меня, понимаешь ты, шанец жить…
и
Нну-ну, умирать, так будем умирать —
В компании-таки да веселее.
Из «Улялаевщины» пел, как песню, акцентируя точно по Сельвинскому:
Ехали каз аки, ды ехал иказ аки.
Ды ехали каз ааки, чубы па губ ам.
Ехали казаки ды на башке папахи,
Ды на б ашке папахи через Дон н аКуб ань.
Часто цитировал строчки Вольпина:
Поэтому, как говорил Жан-Жак Руссель,
Заворачивай истории карусель.
Не Руссель, товарищ, а Руссо.
В таком случае не карусель, а колесо.
(«Королева ошиблась»)
У Маяковского записана парафраза стихов Уткина, очевидно, подошедших ему под настроение:
Кружит, вьется ветер старый.
Он влюблен, готов.
Он играет на гитаре
Телеграфных проводов. [49] У И. Уткина есть строфа в стихотворении «Ветер»: Я опутал шею шарфам, Вышел… Он уже готов! Он настраивает арфу Телеграфных проводов…
Как-то, кажется в 1926 году, Маяковский пришел домой и сказал, что на завтра позвал Маршака обедать. Черт знает что делают с ним эти старые девы! Человек в ужасном состоянии!
Учительницы изводили тогда Маршака тем, что он «недостаточно педагогичен». Гостей Маяковский приглашал:
Приходи к нам, тетя лошадь,
Нашу детку покачать.
Если собеседник мямлил:
Раскрывает рыбка рот,
А не слышно, что поет.
(«Сказка о глупом мышонке»)
Очень нравилось ему:
По проволоке дама
Идет, как телеграмма.
(«Цирк»)
Провожая девушку домой, он говорил стихами Веры Инбер:
И девочку Д ороти,
Лучшую в городе,
Он провожает домой.
(«О мальчике с веснушками»)
Про ребенка, которого давно не видел:
Все растет на свете —
Выросли и дети.
Когда у кого-нибудь болела нога:
Ноги — это гадость,
Если много ног.
(«Сороконожки»)
Про собаку:
Уши висели, как замшевые,
И каждое весило фунт.
(«Сеттер Джек»)
За вином:
Протяните губы те
(Вот вино Абрау).
Что ж вы не пригубите,
«Meine liebe Frau?»
Читать дальше