Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло - дневники. 1965–1970

Богатство macchia в этой бухте с зарослями винограда превосходило все, что до сих пор мы видели на острове. Это касалось как поверхностей, так и отдельного куста. Такое великолепие, вероятно, не может продолжаться дольше одного дня. Звездный узор цветов стоит перед глазами, пока не уснешь.

Мы встали пораньше, чтобы отправиться в Корте [314]. Сначала мы изрядно попетляли по извилистой долине Порто. Проезжую часть пересекали стада полудиких свиней; эта порода, кажется, отличалась от сардинской, была не такой остроносой. Водитель сказал, что дикий кабан постоянно заботится о пополнении стада. От него я также узнал, почему на острове следует опасаться лисиц, о чем мне уже доводилось слышать от сардинских пастухов. Лиса, volpe, потому становится кровожадной, что здесь, как и на Сардинии, волки не водятся. Любопытно, как зоологические факты намекают на политические отношения.

Поднимаясь вверх, мы видели как бы в сужающемся коридоре залив Порто с Генуэзской башней в центре и защитной горной грядой, которая увенчивается Капо деи Сеньори. Издалека я поприветствовал бледно-красную кровлю «моего» домика, потонувшего в густой зелени. Потом мы пересекли знакомую каштановую рощу возле Эвизы, к которой примыкает необозримый сосновый лес. Светло-коричневая кора стволов регулярно сбрасывается, почти как у старых сигилляриев; ветви широко разведены наподобие кедра. Зрелище, столь редкое теперь на Средиземном море. Лиственные деревья, стоящие отдельно или группами, вносят некое разнообразие. По мере продвижения вверх буки, березы и лиственницы становятся меньше, с покалеченных ветвей свисают свалявшиеся космы. Теснина, Коль де Вергио, гола — лишь несколько елей. Зимой она непроходима, уже у Эвизы лежит снег по щиколотку. Отсюда, где дует прохладный ветер, мы надеялись увидеть Мон-Сенто, самую высокую гору острова [315], однако день был неблагоприятным, а погода слишком ненастной.

Вниз на Калалучью. Мы сделали привал на асфоделевом [316]лугу. Соединение цветка с подземным царством, где Минос вершит суд над мертвыми, стало бы скорее понятным в сумерках, чем в один из таких часов, как этот, когда ощущаешь только чистую солярную силу. Сотни хвостиков поднимались из влажной от росы травы.

Встреч с древними деревьями становится все меньше. На сей раз я повстречал ольху у ручья, текущего через луг. Я и не знал, что это любящее болотистую почву дерево может вырастать до таких размеров. Ему, сдается, понадобилось сто лет, чтобы вырасти, и еще сто, чтобы зарасти. Как будто корни снова выкарабкались наружу и там саламандрой сплелись в клубок. Все еще зеленый лабиринт.

Вниз в долину Голо через щелеподобное ущелье в граните, в котором взрывами пробили проезжую часть. Был открыт удобный путь, а старая Scala di Santa Regina a Cuccia вышла из употребления. Мы некоторое время следовали по узкой кромке; она вела вдоль сбегающего зигзагами по серому граниту горного потока. Нога касается мягкой подушки золотого дрока [317], фенхеля, ферулы [318], эхиума [319]и розмарина. Мне едва ли приходилось прежде видеть более красивую тропу для странствий. Все, что мог предложить остров, — скалы, бурный горный поток, скудное, но все же богатое цветение, как будто сама горная порода переживала высшее превращение, — все собралось здесь словно в последний раз, потому что внизу в долине уже полным ходом идут масштабные подготовительные работы по возведению плотины. И все же хочется надеяться, что запруженная вода не поднимется выше Scala.

Корте был столицей острова в эпоху Паоли. Темное ядро города с цитаделью обширно окружено новостройками в миланском промышленном стиле. По узкой лестнице мы поднялись к крепости. С валов над старыми кладбищами открывался грандиозный вид на долину Рестоники. Здесь, наверху, настроение тоже строгое и мрачное, но в стыках старых камней селились цветы, а на самих стенах — мелкий люд. Так что я неизменно наталкивался на какие-то уголки, где дорога к вершине сулила обильный улов.

Еще сохранились пулевые отверстия в доме Гаффори, который грозила взорвать его жена, когда защищала его от генуэзцев. Гаффори приказал перед штурмом крепости открыть огонь, хотя они вывесили из люка в стене его захваченного сына. Сын остался в живых и позднее поклялся матери, что отомстит за убитого отца. Все это ощущаешь очень живо при виде такого скального гнезда, которое Грегоровиус [320]по праву назвал «Акрополем Корсики».