Ролан Быков - Я побит - начну сначала!

У Юнны Мориц — лошади взлетели, Как стая белокрылых лебедей. Взлетела стая белокрылых лошадей. А что? Пусть полетают, в самом деле. Ведь пони уж набегались по кругу, Так отчего же не потрафить другу, Пускай теперь, хотят иль не хотят, Собратья пони в небо полетят. Никитины об этом пропоют, И будет поэтический уют.

Рассказ Милы Голубкиной [59] См. с. 55 наст. изд.

У Ермолинского был день рождения, я вышла в полной растерянности: времени оставалось мало, нужно было купить подарок, цветы и средство против блох (у нас развелись блохи от кошки, а у сына на них аллергия). Я не могла решить, за чем именно кинуться раньше, и вдруг увидела человека, обвешанного туалетной бумагой. Сначала не поняла. Но когда увидела третьего, поняла, наконец, что где-то дают туалетную бумагу. По идущим догадалась, где: во дворе!

Полутемно. Головы копошатся во дворе угла. Слышен визгливый крик продавщицы поверх голов: «Некогда тут с вами, буду я вам тут считать! Берите ящиками!»

Все стали скидываться — по 6 рублей, брать ящиками. Я не могла найти компанию, я скооперировалась с одной женщиной. Набила две сумки и поняла, что больше набивать некуда. А тут уже скандал — у кого-то стащили деньги. У кого-то оказалось не 20 рулонов бумаги, а 19. А мне класть некуда... Вдруг вижу — мужчина одинокий со своими шестью рублями. Я ему: «Вам нужна туалетная бумага?» Он мне с радостью: «Родная! Дорогая! Какое счастье!..»

Перегрузила бумагу, а он мне: «Стою в темноте с интересной женщиной, и счастье, что она продала мне туалетную бумагу».

Пришла к Ермолинским, подарок купить уже не успела — купила только розы и захватила два мотка бумаги. Стесняясь, сунула Татьяне Александровне, жене. А она мне: «Ой, откуда?! Где ты достала? Это же лучший подарок!!!»

Прочел сценарий Дениса Драгунского «Фиктивный брак». А что? Есть неплохие страницы. Иные хуже начинали.

Договорился с Милой Голубкиной, чтобы она на него обратили внимание.

09.01.81 г.

«Мой Блок!» — открытие. Мой Бог — наитие. На белом свете, На белом снеге.

Страдал от пошлости, От бабьей дошлости, И мироздания Тащил вериги.

Не обольщаясь, Не совращаясь, Измучен жаждой, Он пил из луж.

Любовь — сомненье И вдохновенье, «Изменник гордый». «Несчастный муж».

Лились из света Слова поэта, По капле тихо Сочилась жизнь.

12.01.81 г.

Был вечер Михаила Ромма, Он был одет в простую раму, А в раме Ромм — в кино и дома: На оду шли — смотрели драму.

Все было медленно и грустно. Кто сдержан был, а кто смелее, И все прихвачено искусно, Как первым льдом, чуть-чуть елеем.

И снова Ромм предстал пред нами — Искатель, весельчак, рассказчик, Добряк, мудрец, душеприказчик, Учитель, друг и наше знамя.

Но в тишине огромной залы Каким-то зовом из загробья Фигура страшная вставала Живого подлинно-подобья.

И прояснялось вдруг наглядно, Как рот вдруг стал подобным щели, Как в нашем доме неприглядном, Минуя цель, выходят к цели.

Тогда понятно, что не прожил Он лет отпущенных далека,

Когда понятно, что лишь выжил Он чудом до такого срока.

И птичий профиль не случайно — Он был меж нами вещей птицей, А сам горел свечой венчальной На свадьбе черта и тупицы.

И святость этого не святость, А больше: жертва состраданья, Кинематографа завзятость В нем вызывала раскаянье.

Да, весельчак, мудрец, насмешник, Последний рыцарь дела чести, Но больше — кающийся грешник, В себе носящий жажду мести.

Что-то приятное есть в том, что слова «паек» и «пайка» имеют один корень.

Слишком много серьезных слов звучало сегодня, как «Привет супруге!»

01.02.81 г.

Дача у Юлиана Семенова — вполне особняк по западному образцу. На ночь выпускает собак (двух). Два этажа. Красиво. Был писатель-социолог Гарбовский. Приехал какой-то фээргэшный академик писать, что читают русские. Говорили о пути написания книги. Гарбовский слегка преподавал академику, хотел, и очень, быть полезным. Юлиан вел себя «от имени...» От имени новой советской послевоенной интеллигенции. Две прелестные дочери прислуживали - получалось очень мило и роскошно.

Старшая — художник (брюнетка), младшая, которую зовут Оля (кличут дома «Толстая»), — само очарование, 12-13 лет.

Толковали о Спор-клубе. Честно — не вижу, что будет. Далецкий - его друг: я не скрыл от него своего отношения к этому болтуну-паскуде. (Передача о личности, по Далецкому, — вещь простая и требует лишь осведомленности. Если спросить у него, он все объяснит и можно жить припеваючи. И все проблемы - это просто по молодости! Вот уже действительно сволочь! И даже не вполне ясно — заблуждается или сознательно подличает. Или боится?)