«Эвфаузииды»,— заношу я в блокнот. Общение с учеными сделало меня, быть может, чересчур самоуверенным. Что если бы профессор Перес отнес их к другому виду?.. Но ведь его нет с нами, и я сам себе хозяин!
11 часов. Посылаю сигнал: «V-75», то есть 7500 метров. Отчетливо слышим сигнал подтверждения приема. «Марсель ле Биан», наверное, описывает сейчас над нами круги. Маловероятно, чтобы погода успела настолько перемениться, что нам предложат сократить время погружения. Я замедляю спуск. Масса «Архимеда» сравнительно велика, и поэтому у него довольно значительная инерция. С увеличением глубины мы все чаще обращаемся к контрольным приборам.
Стараемся не вспоминать о ремонте в Иокогамском порту, но не беспокоиться о батарейных отсеках и пиротенаксовых кабелях не можем. Я уверен, что Вильм переживает то же, что и я. Но пока все оборудование работает нормально. Прожекторы светят вовсю, никакие подозрительные звуки не нарушают тишины в кабине. Обмениваемся несколькими фразами — вспоминаем прошлое. Не для того ли, чтобы отвлечься от тревожных мыслей? философствуем на тему о пути, пройденном нами за двенадцать лет. Двенадцать лет! Да, срок немалый...
И вот до дна — 1000 метров. Включаю второй эхолот, с меньшим радиусом действия. Когда до дна остается 600 метров, в очередной раз сбрасываю дробь. 11 часов 17 минут. Следим за глубиной. 500 метров... 400... Скалы или ил? Нужно быть осторожным. За спиной у меня немало посадок на дно, но ни одна из них не происходила на глубине 9000 метров. Не хотелось бы зарыться в ил на такой глубине. Шансов на это, правда, не больше, чем на глубине 3000 или 4000 метров, но с глубиной ил засасывает значительно сильнее, так что лучше избегать подобных инцидентов.
150 метров... 100 метров... Кажется, будто батискаф неподвижен, но, взглянув на глубиномер, я убеждаюсь, что мы все еще опускаемся, хотя время от времени я понемногу сбрасываю дробь.
— Опять планктон! — восклицает Вильм.
— Да, да!
— Вижу дно!
Отвожу взгляд от глубиномера и смотрю в иллюминатор. Вижу желтоватое пятно неопределенной формы, которое тут же скрывается в облаке ила, поднятого гайдропом. Несколько минут терпения, и вода снова чиста: муть унесло течением. Бензин все еще продолжает охлаждаться, и «Архимед» опускается все ниже. Мы улыбаемся.
11 часов 39 минут. Касаемся дна. Давление воды — 945 атмосфер. Заносим эти данные в бортовой журнал. Выход на связь! Опять чуть не забыли! Передаю: «F-95», то есть «Находимся на дне, глубина 9500 метров». Спохватившись, понимаю, что вместо глубины передал округленную цифру давления, которую только что записывал в журнал. Ничего, при следующем сеансе связи исправим ошибку. В кабине у нас нет таблицы для точного вычисления глубины, но, по словам Вильма, мы примерно в 9100 метрах от поверхности.
Получаем подтверждение приема; теперь и наши товарищи наверху вознаграждены за все, что нам пришлось пережить в Иокогаме. Я уже не сомневаюсь в полном успехе погружения. Во Франции все, кто принимал участие в создании батискафа, узнают новость через несколько часов по радио или из газет и порадуются нашей удаче. Моя жена и ведать не ведает, что погружение назначено на сегодня; значит, для нее наш успех будет новостью вдвойне. Ее тревожат мои экспедиции, особенно когда они уводят меня за тысячи километров от дома. Сейчас она, наверное, беспокоится больше обычного, зная, с какими трудностями нам пришлось столкнуться. Я писал ей о ремонте в Иокогаме, но ни в одном письме она не выдала своей вполне оправданной тревоги.
Вильм прерывает мои размышления.
— Смотри, сколько метелок! — кричит он.
Какие еще метелки? Вглядываюсь в дно, покрытое желтоватым илом. Оно не более чем в метре от меня. Из ила торчат стебельки, и вправду похожие на метелки, длиной сантиметров 15, с двумя-тремя веточками на концах. Это, по-видимому, морские перья — живые существа, прикрепляющиеся ко дну и всегда живущие колониями. Говорю об этом Вильму; позже биологи подтвердили правильность моего предположения.
От наблюдений за донной фауной нас отрывает целый ряд неотложных дел — что-то надо проверить, что-то измерить. 21 процент кислорода, 0,5 процента углекислого газа — состав воздуха нормальный. Вес оставшегося в бункерах балласта — 7 тонн, это вполне согласуется с вычислениями Вильма. Температура бензина по-прежнему выше температуры воды — плюс 10° бензин и 3° вода. Позднее по кривой температуры мы убедились в том, что при приближении ко дну температура воды стала несколько повышаться: самый холодный слой (1,8°) находился на глубине 8000 метров.
Читать дальше