Иван Бунин - Устами Буниных. Том 2. 1920-1953

Все это время мы ищем виллу на лето. Ян с Наташей [жена А. Н. Толстого. — М. Г.] ездили […] и в Диепп. Вкусы у них расходятся. Да и мне кажется, что с Толстыми нам будет трудно жить. […] Но Ян всегда держит ориентацию на знакомых.

4 авг. / 22 июля.

[…] Вчера вечером мы зашли к Куприным 20 , там немного выпили, закусили. Ян взволновался и, вернувшись домой, говорил мне: «Как я переживу, если Юлий 21 умер. […] я всегда, днем и ночью, думаю об этом, точно полог застилает все». […]

15 / 2 августа.

[…] Приехал Бальмонт 22 . […] Обедали у Куприных. […]

17 / 4 [августа]

Ал. Ник. [Толстой. — М. Г.] сегодня утром сообщил, что Бальмонт говорил, что Юлий Ал. здоров. Он видел его часто на Арбате в круглой шапочке и все в том же пальто, вид у него не плохой. […]

[Привожу единственную запись Ив. Ал. Бунина за этот период:]

Париж, 19 авг. 1920 г.

Прочел отрывок из дневника покойного Андреева 23 . «Покойного»! Как этому поверить! Вижу его со страшной ясностью, — живого, сильного, дерзко уверенного в себе, все что-то про себя думающего, стискивающего зубы, с гривой синеватых волос, смуглого, с блеском умных, сметливых глаз, и строгих, и вместе с тем играющих тайным весельем; как легко и приятно было говорить с ним, когда он переставал мудрствовать, когда мы говорили о чем-нибудь простом, жизненном, как чувствовалось тогда, какая это талантливая натура, насколько он от природы умней своих произведений и что не по тому пути пошел он, сбитый с толку Горьким и всей этой лживой и напыщенной атмосферой, что дошла до России из Европы и что так импонировала ему, в некоторых отношениях так и не выросшему из орловского провинциализма и студенчества, из того Толстовского гимназиста, который так гениально определен был Толстым в одной черте: «Махин был гимназист с усами…».

[Из записей Веры Николаевны:]

22 августа.

С утра народ: Куприн, Толстой, Зноские, Бальмонты, опять Толстой, Могилянский. Ян нездоров. […]

Бальмонт бледен, одутловат. Он очень деликатно передал мне о смерти Севы 24 , думая, что я не знаю. Сева умер от истощения еще прошлой осенью. […]

26 / 13

[…] Телеграмма от Струве. Вызывает Яна и Карташева 25 в Севастополь. […]

4 сентября.

Вчера обедали у Полякова 26 , были Неклюдов 27 , бывший дипломат, какой-то барон, Куприны и Бальмонты. Больше всех говорил Неклюдов. Он хорошо объяснил, откуда началась идеализация мужика. Это от помещиков, которые приехавши из столиц в деревню, поражались добротой, преданностью дворовых, старых слуг, нянек, а до настоящих мужиков они не доходили. […]

8 сентября.

Вчера у нас обедало все семейство Бальмонта и Ландау 28 . Были литературные разговоры, были и политические, и было чтение стихов Бальмонта. […] Ян говорил, что манера Тургенева для него нестерпима. Бальмонт считает, что он самый крупный русский поэт, что он, и только он, создал идеальный тип русской девушки. Ян: Но ведь эти образы бесплотны, вы сами вливаете в них содержание. Бальмонт: Вот это и хорошо. То и велико, во что можно вливать содержание. Ландау: Но вы и Иван Алексеевич, вы разве подписались бы хотя бы под «Накануне»? Ян, улыбнувшись: Нет.

Бальмонт с раздражением говорил о Толстом, ему не нравятся ни «Война и мир», ни «Казаки», ни «Анна Каренина». А какую глупость он [Толстой. — М. Г.] писал об искусстве или о Шекспире. Выше всех писателей он ставит Эдгара По.

Потом говорили о Москве. […] Бальм[онт] сказал: Горький негодяй. Мне он говорит «они» и бранит «их», а сам Ленину пишет дифирамбы. […] Он [Бальмонт. — М. Г.] говорил, что нужно страдать вместе Россией.

14 / 1 октября.

[…] М[арья] С[амойловна] носится с Бальмонтом и, на мой взгляд, она оказывает ему медвежью услугу, как она несколько раз оказывала Яну. Она истерически кричит, что он герой. А между тем Джемс рассказывает, что только ему было позволено купить валюту, что провожали его на автомобилях и посадили в поезд с помпой. Конечно, Бальмонт не большевик, конечно, он страдал там, но геройства я не вижу. Видела Бальмонта, он говорил мне, что комиссары его не провожали, провожали его Зайцевы, Марина Цветаева и подобные люди. […]

29/16 октября.

[…] Были вчера у Мережковских. Долго сидели с Гиппиус 29 . Она по внешности еще интересная женщина. Держится просто, но с сознанием собственной славы. Сначала почти не замечала меня, потом удостоила несколькими фразами. […] Она сказала, что теперь нет политики, т. к. «жизнь стала политикой». […] Верит в поход Савинкова: «Нужно побеждать большевиков их же способами, а не регулярными войсками». Балаховича хвалит, говорит, что он знает каждого солдата в лицо. […] Провал Деникинской армии она предсказывала еще летом 19-го года. […] К Врангелю она относится с опаской. […]