Руслан Хасбулатов: Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву

События на съезде развернулись с поразительной точностью по обрисованному мной сценарию. Уже в процессе доклада Филатова я видел реакцию подавляющей части депутатов — их глухое недовольство быстро перерастало в неприятие всего того, что говорил докладчик. Эмоции пересиливали разум, Филатов с трудом скороговоркой дочитал доклад и поспешно покинул трибуну, он был просто раздавлен.

Началась дискуссия. Она стала превращаться в обвинительные выступления. Все чаще стали говорить о «заговоре» Ельцина и его «команды». Сильное впечатление произвело выступление одного депутата, который заявил, что, когда подписывались Беловежские соглашения, Хасбулатова специально отправили в Сеул… Как оказалось, большинство депутатов, как ни странно, не обладало этой информацией… Обстановка накалялась, выступающие депутаты уже ставили вопросы в конкретной плоскости — о виновниках развала СССР, необходимости отрешения Ельцина и даже его (вместе с Горбачевым) привлечении к ответственности за тяжкие государственные преступления.

Филатов, сидящий рядом со мной, бледный и растерянный, что-то пытался мне сказать. Я же должен был контролировать этот огромный зал, мне было невозможно отвлекаться даже на секунду — промах мог стоить дорогой цены… А выступления становились все резче… Сидящий позади меня в президентском кресле Ельцин стал издавать какие-то звуки. Я, покинув свое председательское место, подошел к нему… Полная растерянность, на лице выступил пот, говорит:

— Руслан Имранович, сделайте что-нибудь! Они хотят вышвырнуть меня. Я на вас надеюсь… Филатов сделал плохой доклад, провалил все дело.

Я: Борис Николаевич, Филатов сделал нормальный доклад. Дело не в нем. Дело в обстановке, в общественном мнении.

Ельцин: Вы хотите сказать, что съезд снимет меня с работы?

Я: Нет, Борис Николаевич, пока я могу председательствовать, вам это не угрожает….

Эта наша беседа заняла минуты две-три. Но что интересно с точки зрения политической психологии, в эти короткие минуты очередной оратор завершил выступление, сошел с трибуны, а Филатов, который должен был заменить меня в качестве председательствующего (как это мы обычно практиковали) и предоставить слово очередному оратору-депутату, сидел как парализованный рядом с моим пустым креслом. А огромный Кремлевский зал, с более чем 1000 депутатов, молчаливо-удивленно наблюдал и за раздавленным Филатовым, и немым для них диалогом председателя с президентом. Они, конечно, понимали приблизительно, о чем идет между нами разговор, но они видели и другое — кто истинный лидер, хотя внутренне не хотели признаться в этом даже себе.

Я извинился за «сбой» и, не прося у съезда права на внеочередное выступление, прошел к трибуне и начал говорить. Выступление мое длилось примерно 15 минут, оно было кратким, сжатым. Я сделал небольшой экскурс в историю страны, несколькими штрихами охарактеризовал горбачевскую перестройку. Напомнил свою позицию относительно Союзного договора как неверного подхода. Коснулся долгих экспериментов в экономике, их разрушительных последствий, обозначивших гибельное движение великой империи к своему распаду, остановился на последствиях ГКЧП. Затем затронул вопрос о Федеративном договоре. Сказал, что если мы не хотим повторить трагическую судьбу СССР, нам надо быстро завершить процесс выработки и подписания Федеративного договора…

…Но сейчас нас ждут очень серьезные дела в связи с точно установленным фактом распада СССР\ И от того, как мы с вами проголосуем — ратифицируем соглашение о роспуске СССР или не ратифицируем, — абсолютно ничего в мире не изменится. Гибель империи — свершившееся событие. Можно по-разному к нему относиться — есть люди, которые празднуют это событие, я никогда не был ранее и не являюсь сегодня сторонником этого взгляда. Я считаю, что гибель советской империи — СССР таится в сфере не объективных, а субъективных начал, и это — величайшая трагедия не только для народов СССР, но и для всей современной цивилизации…

…Но все это должно стать предметом будущих фундаментальных исследований. Мы сегодня вряд ли сможем дать конкретную оценку этому событию во всем его трагизме… Поэтому, уважаемые народные депутаты, — признаюсь вам, — я не был сторонником вынесения этого вопроса на обсуждение нашего съезда… Начавшаяся дискуссия только подтвердила мои опасения. Поэтому позвольте мне воспользоваться одной из немногих прерогатив Председателя Верховного Совета и снять этот вопрос с обсуждения уважаемого съезда народных депутатов. Соответственно, «закрывается» и дискуссия на эту тему. К этому вопросу мы вернемся в свое время, когда он будет подготовлен не только практически, но и в теоретико-методологическом плане, а также с позиций его анализа в международном аспекте…