Георгий Литвин: На развалинах третьего рейха, или маятник войны

Дорога располагает к воспоминаниям и размышлениям. Глядя на проносившиеся мимо картины, Георгию Афанасьевичу вспоминались бои, в которых довелось участвовать, будучи воздушным стрелком как раз на этих вездесущих "Ил-2". Поединки с асами люфтваффе были нелегкие. И во всех этих боях экипаж штурмовика, на котором он летал, выходил победителем. На его личном счету пятьдесят семь боевых вылетов и четыре сбитых истребителя.

Думая под стук вагонных колес о пережитом, Георгий Литвин снова и снова возвращался в свой полк, к своим боевым товарищам, и сердце его щемило о тех, кому не довелось дожить до Великой Победы. Все они пали смертью храбрых. Невольно вспоминалось ему и время учебы в Военном институте иностранных языков, на курсах военных переводчиков.

Как говорится, на войне человек предполагает, а штаб располагает. Война еще продолжалась. Авиационный полк штурмовиков воевал уже в Польше, когда командир объявил Литвину приказ и напутствовал его такими словами: "Учись так же, как воевал. До победы уже немного осталось. Не забывай своих боевых товарищей. Ну а знания твои, сам понимаешь, очень будут нужны после победы. Так что бывай и пиши нам!"

Георгий Афанасьевич думал о словах командира полка, и для него было совершенно неестественным представить, что вдруг его фронтовая жизнь сотрется из памяти. "Конечно, что-то забудется, - думал он, - но боевые товарищи... да чтобы их забыть, никогда!.." Он и по прошествии вот уже более чем пятидесяти лет помнит почти их всех поименно. Наверное, те чувства, которые переполняли его тогда и конечно же весьма ответственная после военная служба, за время которой ему довелось быть свидетелем и участником многих судьбоносных для СССР, Европы, всего мира событий, и подвигнули впоследствии взяться за эту рукопись...

Время летит стремительно, многое уходит в прошлое, но из памяти не возможно стереть тех страниц, что написаны кровью, болью и страданиями миллионов, сражавшихся за свободу и независимость Родины. Эти страницы, уверен, будут перечитываться вновь и вновь. Такова природа человека. Он живет памятью. А память эта особенно крепка у ветеранов. Им есть что рассказать потомкам о прожитом и пережитом, передать крупицы своего опыта, приобщить к боевым традициям старшего поколения, предостеречь от ошибок и промахов. А главное - донести до ныне живущих и тех, кому предстоит еще жить в нашем прекрасном Отечестве, память о всех, кто навсегда остался на полях сражений за свободу своего народа.

Как уже выше упоминалось, Георгий Афанасьевич Литвин прикоснулся в свое время ко многим тайнам послевоенного строительства новой Европы. Он был рядом со многими из тех, кто это осуществлял, знал, какими они были в делах и быту. Работая в армейской разведке, он свидетельствует о том, что многое из того, что в последнее, "демократическое", время было подвергнуто ревизии и поставлено, как говорится, с ног на голову, на самом деле было и остается истинной правдой. Вот об этом он и повествует. Его исследования опираются на источники, которые хранятся в архивах как России, так и Германии, к ряду важных из них он в числе немногих из наших историков имел доступ. Так что ему действительно есть о чем рассказать. Достоинство же этого рассказа отсутствие какого-либо вымысла. Только правда - таким был его девиз при написании этой книги, поскольку, как выразился сам автор, лгать на склоне лет грешно, земля не примет, да и Божий суд не за горами.

Хранить в памяти вечно

Вместо предисловия

В мою память запала одна корреспонденция, опубликованная в газете "Правда" 25 ноября 1974 года. Называлась она "Записки из 1943 года", и речь в ней шла о четырех исписанных тетрадных листах, вложенных в металлическую табакерку, которую подобрал в войну на истерзанной боями крымской земле солдат Дмитрий Аксентьевич Гажва. Он много лет хранил эту реликвию, стараясь узнать о дальнейшей судьбе автора записки, летчика, который был сбит, попал в плен к немцам.

Вот текст этой записки. Хранилась она до недавнего времени в музее села Стецовка Чигиринского района Черкасской области. Какова судьба ее, да и самого музея ныне, мне неведомо. Хочется, конечно, верить, что память у нас беречь научились. Итак, записка:

"Дорогой товарищ! По мне полк уже, наверное, справил панихиду. А я еще совсем живой и даже свободный. Когда сбили меня, я не разбился, а вывел машину из штопора и сел на пузо, крепко стукнулся головой о прицел, без памяти взяли меня фашисты. Когда пришел в память, не было у меня ни пистолета, ни летной книжки. Сняли меня возле разбитой машины, причем так, чтобы за моей спиной на фюзеляже были видны все звездочки. Я им от злости сказал, что они все мои, чтобы они быстрей прикончили. А они, сволочи, радовались, называли меня гроссасом, связались со своим начальством, и то приказало отправить меня живым экспонатом на их трофейную выставку в Берлин. Все допытывались про нашу технику, а я им ни слова про это, только матом все крою, гнидами называю... Ночью посадили в легковушку и повезли. Сопровождал офицер и говорил, что в Берлине мне все равно язык развяжут. Я думал, что туда они меня ни за что не довезут, что если повезут самолетом, то выпрыгну из него, а если по морю, так брошусь в воду. А теперь, когда на свободе, опять жить хочется. Спасли меня крымские партизаны, их здесь, в Крыму, много. И документы мои забрали у убитого конвоира, вернули мне. Только уйти далеко от места не успели, как началась облава. Меня трое затянули, хромого, в воронку и прикрыли кураем. Обещали прийти за мной, когда утихомирится, чтобы так ждал. Видно, побили тех трех, потому что второй день их нет. Сам буду ночью лезть, только фашисты кругом ходят. Хоть одного еще уложу, хоть руками... А попал к партизанам - и у немцев не все наши враги, есть и наши друзья. Фриц Мутер или Мюнтер передал партизанам, как и когда меня повезут. Вот как. Фамилию партизан знаю одну - Удальцов Степан, моряк-севастополец, остальные, Гриша и Федор, тоже, наверное, моряки. Если уцелеют до конца войны, найдите их, и если их не наградит правительство, так повесьте им мои ордена. Отчаянно они действуют, даже не то, что мы, хоть и летчики. Партбилет мой целый. Планшет у моего механика Коли М. Там партбилет, пусть заберет парторг. Моим на Урал пошлите письмо, что я не так просто погиб...