Иван Людников - Дорога длиною в жизнь

- Я пока не капитан, - робко замечает Коноваленко.

- В полк пойдешь капитаном! Две шпалы на гимнастерку даст комиссар, две шпалы на шинель - я. Ступай, капитан, а мы тут подготовим представление к новому званию, оформим приказ.

... Семь месяцев спустя в боях на Курской дуге (138-я дивизия именовалась тогда 70-й гвардейской, 344-й полк - 203-м гвардейским полком в составе 17-го гвардейского корпуса, а я командовал 15-м стрелковым корпусом в 13-й армии) мне удалось связаться по телефону с полковником Шубой.

- Здравствуйте, Василий Иванович! Узнал, где вы находитесь и как здорово, по-гвардейски, воюете. Спасибо вам!

- Рад слышать ваш голос, товарищ гвардии генерал-майор. Деремся, как на Баррикадах.

- А как показал себя в бою Коноваленко?

- Не хватает слов, чтобы достойно оценить этого офицера. О Коноваленко, о делах его полка скоро узнаете.

Полковник Шуба имел в виду подвиг, о котором в Истории Великой Отечественной войны Советского Союза в главе, повествующей о Курской битве, сказано, что почти все солдаты и офицеры 203-го гвардейского стрелкового полка были представлены к правительственным наградам. В ту пору немногие удостаивались такой чести.

Забегая вперед, хочу сказать, что и на Днепре, потом на Правобережье Украины гремела слава командира 203-го гвардейского полка Героя Советского Союза гвардии майора Владимира Коноваленко.

На исходе октябрь. Противник наращивает атаки на рубежи нашей дивизии, обороняющей завод Баррикады. Бомбами, снарядами и минами он крушит здания цехов, жилые кварталы. Когда дома превращаются в груды щебня, их гарнизоны перебираются в подвалы. Наш солдат, пока жив, не оставляет своего рубежа.

В те напряженные дни пришла весть, которая взволновала и опечалила меня. Полковник Шуба сообщил о телеграмме, полученной от генерала Крылова. Она касалась сына Долорес Ибаррури - Рубена, пропавшего без вести в боях под Сталинградом. Крылов спрашивал, не располагаем ли мы какими-либо сведениями. Мы, к сожалению, ничего не знали.

Этот юноша был очень близок и дорог мне. Мы познакомились за два года до начала войны, когда заместитель начальника Генерального штаба комдив И. В. Смородинов приказал мне, офицеру этого штаба, явиться к секретарю Исполкома Коминтерна Дмитрию Захаровичу Мануильскому:

- Поможете ему решить один вопрос, а какой - Мануильский вам объяснит.

С таким напутствием приехал я к Мануильскому, а от него узнал о заветном желании единственного сына Долорес Ибаррури поступить в военное училище. Юноша закончил среднюю школу, хорошо говорил по-русски. Мать одобряла решение сына. Но какое училище для него выбрать? И как это оформить? Я понял, чего от меня ждут, и в общих чертах обрисовал будущее молодого человека, окончившего военное училище.

Мануильский и я пошли к Долорес Ибаррури. В ее кабинете (жили тогда Ибаррури на улице Горького) застали Хосе Диаса - секретаря ЦК Испанской коммунистической партии. Он тоже принял участие в беседе. А началась она необычно.

- Товарищ полковник, как вы стали военным? - спросила Долорес Ибаррури. С чего вы начали?

- Начал с ездового на пулеметной тачанке.

Пришлось рассказать, что такое тачанка. Узнав, что у меня два сына, Долорес Ибаррури спросила, кем бы я хотел видеть своих мальчиков в будущем. А им еще предстояло расти и расти. Старший, Толька, учился в четвертом классе, но уже твердил, что станет Чкаловым. Валька, дошкольник, расстилал на полу мой полушубок, завертывался в него и кричал: Я - Папанин!

Мы от души посмеялись и перешли к серьезному разговору.

Несколько раз обсуждали на семейном совете, в какое училище поступить Рубену. Я горячо рекомендовал подать документы в училище имени Верховного Совета РСФСР - знаменитую школу кремлевских курсантов, как ее называют в народе.

Через несколько дней документы были оформлены. Навестив Ибаррури, я застал мать и сына в заботах. Кто-то в училище сказал, что надо взять из дому личные вещи, и Рубен усердно набивал большой чемодан. Мы тут же вместе разобрали его, а когда закончили повторную укладку, на дне чемодана остались мыльница и зубной порошок со щеткой...

Все это я вспомнил в самую тяжелую пору Сталинградской битвы - в темную октябрьскую ночь над волжским обрывом.

Все эти годы храню как реликвию копию письма Д. З. Мануильского к Долорес Ибаррури:

19 октября 1942 г.

Дорогой друг и боевой товарищ!

По заданию Главного политического Управления Красной Армии я был на Сталинградском фронте и имел возможность лично выяснить обстоятельства, при которых погиб Рубен. Был на том месте у хутора Власовка, где он пал смертью храбрых.