Джордж Оруэлл: Наперекор порядку вещей... [Четыре хроники честной автобиографии]

Выпускник аристократического Итона, полицейский в Бирме, судомой в парижском отеле, бомж, ночующий под мостами Темзы, репетитор богатеньких английских балбесов, учитель в частной школе, продавец в книжном магазине, боец в сражающейся с фашистами Испании, наконец, сержант отряда местной самообороны Лондона во время Второй мировой — вот ипостаси великого классика английской литературы Эрика Артура Блэра, известного миру под именем Джордж Оруэлл.

Ныне нет, наверное, человека, который не слышал бы этого имени. Его роман «1984» и сказка-памфлет «Скотный двор» — сатира на Сталина и сталинщину — не только полвека уже занимают первые строчки всех мировых рейтингов, но известны сейчас даже детям — эти книги во многих странах включены в школьные программы. Меньше известны за пределами Великобритании четыре других его романа: «Дни в Бирме», «Да здравствует фикус!», «Дочь священника» и «Глотнуть воздуха». И уж совсем, кажется, неизвестны, во всяком случае — у нас, четыре документальных произведения Оруэлла — почти дневники его жизни, которые впервые объединил в себе сборник, предлагаемый вашему вниманию.

«Четыре хроники честной автобиографии» — так озаглавила, выразила свое отношение к публикуемой документалистики Оруэлла знаток творчества писателя и переводчица этих и большинства его произведений Вера Домитеева. И это действительно и хроника жизни Оруэлла, и, одновременно — честная оценка ее. Оруэлл вообще никогда не боялся громко, во все легкие говорить самую тяжелую правду — говорить и тогда, когда это было смертельно опасно. «Быть честным и остаться в живых — это почти невозможно» — его слова. Недаром, начиная с Бирмы, куда он, двадцатилетний выпускник престижнейшего колледжа Англии, отправился служить простым полицейским, за ним тайно наблюдали свои же спецслужбы (он слишком сочувствовал низведенным до положения рабов бирманцам, вечной колонии необъятной империи Великобритании). Недаром за ним неусыпно будут следить и в шахтерских поселках, куда он отправится знакомиться с беднейшей жизнью горняков северной Англии, и на Би-Би-Си, в дни его работы там, и, конечно — в Испании, куда он кинется добровольцем лишь только вспыхнет там фашистский путч Франко. Более того, там, в Испании, его не только должны были арестовать (и опять-таки свои же — не франкисты), но и, как стало известно из опубликованных недавно архивных документов, — бессудно расстрелять, как расстреляли десятки тысяч борцов с фашистами. Наконец, недаром по крайней мере три его книги были на какое-то время запрещены на свободном, казалось, бы Западе. Слишком уж были узнаваемы и «герои» его воспоминаний о школе, и персонажи романа «Дни в Бирме», и, конечно же, «свиньи» из сказки-памфлета «Скотный двор».

Правду говорить трудно, распространять ее опасно. Но он, всю жизнь идущий поперек «общепринятым взглядам», «порядку вещей» и неписанным людским законам, незадолго до смерти сказал: «Если ты в меньшинстве — и даже в единственном числе, — это не значит, что ты безумен. Есть правда и есть неправда, и, если ты держишься правды, пусть наперекор всему свету, ты не безумен…»

Книга, которую вы держите в руках, как раз об этом. Открывает ее никогда не переводившееся на русский эссе Оруэлла «Славно, славно мы резвились» («Such, Such were the Joys»), которое было написано в 1947 году, за три года до смерти писателя, а опубликовано в Англии вообще в 1968-м, когда скончались некоторые из «героев» произведения. Издевательства, почти пытки в подготовительной школе Англии начала прошлого столетия конечно же не могли понравиться британцам второй половины века. Бывшие соученики его считали описанные им кошмары сильным преувеличением, но Оруэлл не только с детства гордился умением «смотреть в глаза неприятным фактам», но и признавался позже, что именно в этой школе начали бессознательно копиться материалы для самой страшной утопии его — романа «1984». «Оруэлл говорил мне, — вспоминал один из его друзей, — что страдания бедного и неудачливого мальчика в приготовительной школе, может быть, единственная в Англии аналогия беспомощности человека перед тоталитарной властью, и что он перенес в фантастический „Лондон 1984“ „звуки, запахи и цвета своего школьного детства“…» Ныне можно сказать шире: школа, внушившая ему «чувство неполноценности и страх нарушить таинственные жуткие законы» — может, главный исток вечной темы всего последующего творчества его.