Вячеслав Кеворков - О чем говорят президенты? Секреты первых лиц

— Ничего страшного, мы с женой действительно обсуждали вот этот текст и считаем, что надписи на памятниках должны быть очень тщательно выверены и исторически точно изложены, дабы они не вызывали таких брожений в голове, как у вас.

Он снисходительно улыбнулся и выставил правую ногу вперед, что означало: ну-ну, продолжайте.

— Начнем с оккупации. Вам конечно известно, что ровно в середине XVII века в 50-е годы украинский гетман Богдан Хмельницкий, дабы освободить Украину от посягательств турецких османов и польской шляхты обратился к русскому царю: взять украинские земли в свой состав, то есть под свою защиту. Боярская дума долго чесала затылки и все же согласилась, а в 1654 году на Переяславской Раде Богдан Хмельницкий объявил о воссоединении Украины и России. За этот мудрый шаг ему в центре Москвы поставлен памятник. Теперь о поэте, который возвышается над нами. Тарас Шевченко не выступал за отделение Украины от России, скорее, наоборот. Шевченко, Тарас, являлся членом тайного общества в Киеве «Кирилл и Мефодий», которое возглавлял знаменитый русский историк Костомаров. Они выступали с идеей не за отделение Украины от России, а, скорее, наоборот, за объединение славянских народов. Некоторые из них считали, что Украина самостоятельно просуществовать не может, требует защиты России. Царское самодержавие усмотрело в этом угрозу для себя. Все члены общества были арестованы, судимы и сосланы в разные отдаленные места России, Шевченко в тяжелую ссылку в Екатеринбургскую область. Что касается отношения с русскими, то у Тараса Шевченко были поклонники и защитники, русские люди высшего света. В России тогда было еще крепостное право. Так вот великий русский художник Брюллов договорился с приближенным ко двору поэтом Жуковским о написании его портрета, который был продан на аукционе за 2,5 тысячи рублей. Именно за эти деньги Шевченко был выкуплен у жадного помещика Энгельгардта, и стал свободным гражданином России. Вот вам история. И ее никто изменить не может.

Он опять снисходительно улыбнулся.

— Аллее пропаганда, — произнес он вдруг по-немецки фразу, хорошо мне знакомую из времен Третьего рейха.

— Вы что же, и в Германии жили? — поинтересовался я.

— Мне довелось бывать под русскими, под поляками и под германцами тоже.

Широко распространенное обобщение времен Третьего рейха, вырвавшееся у собеседника и произнесенное по-немецки, навело меня на грустные размышления. Во время войны некоторые представители славян волею судеб или по собственной воле оказались на стороне немцев, чудом оставшись в живых после ее окончания. Разбросанные по всему миру, они мучительно искали оправдание своему поступку. Во время войны и в послевоенное время мне довелось часто встречать людей этой категории, чаще всего с трагической судьбой. Для них был характерен достаточно ограниченный запас русских, украинских и иностранных слов, которым они пользовались, оказавшись на чужбине. Признаться, я недобро подумал о собеседнике и пока старательно освобождался от этой мысли, потерял интерес к продолжению диалога с ним.

— Что ж, нам пора. Так что передайте вашим друзьям, что москали никогда и ничего плохого им не желали.

— Хорошо, сразу передам.

Проводы участников конференции были еще менее торжественны, чем встреча.

Портье позвонил в номер и сообщил, что заказанная машина «линкольн» с таким-то номером ожидает нас у подъезда. Еще до войны рядом с моим родительским домом находилась какое-то немецкое представительство. Однажды к этому зданию подъехал громадный лимузин черного цвета, на радиаторе которого латинскими буквами было написано «линкольн». Поблескивая громадными фарами и бесконечными хромированными накладками, он произвел на нас, мальчишек, обитателей небольшой улицы в центре Москвы, неизгладимое впечатление. Таким он и остался у меня в памяти. Я решил, что устроители конференции решили прокатить нас на роскошной машине до аэропорта, компенсировав тем самым скромные проводы.

Выйдя на улицу, я долго бродил, разыскивая среди припаркованных у отеля машин мой детский восторг, пока меня довольно бесцеремонно не окликнул молодой парень, выбравшийся из какого-то малопривлекательного автомобиля.

— В аэропорт едете? — произнес он чисто по-славянски фразу, составленную из английских слов. Затем небрежно забросил в багажник нашу скромную поклажу и, чем-то недовольный, занял водительское место.

Я обошел автомобиль спереди. Сомнения отпали. На радиаторе стояло четкое «линкольн», что являлось долгое время не столько средством передвижения, но престижем Америки, как «роллс-ройс» для Великобритании. Усевшись в машину и оглядев сильно потертый временем салон, я невольно пришел к выводу, что фирма заметно обветшала, и очень не хотелось думать, что такая же судьба ожидает и великую страну.