Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-3

Нужно было устраиваться посолиднее, почти что для условий осажденной крепости. Олейник распорядился: ночью все казаки находятся в окопах, спать по очереди, днем половина может отдыхать в домах (мы уже выяснили, что ни одного местного жителя в осажденной крепости нет, нет также коров, свиней и прочей крупной живности, зато кур видимо-невидимо). На снабжение продовольствием, видимо, рассчитывать не приходится, но это беда не большая, все подвалы полны картошкой и всякими соленьями, кое-где даже и сметана есть, а на чердаках — копченая свинина, правда несоленая, ибо по части соли в Хорватии в то время было туго, очень туго. За стакан соли в селах давали 2–3 литра отличного домашнего вина. Что же касается бегающих во множестве кур по всем дворам, то охотников ловить, щипать и варить их не находилось.

Ночь прошла спокойно. Само собой, постреливали и светили ракетами, но никаких общих тревог не было, и я отлично выспался на охапке сена в окопе, тем более, что мне никаких заданий никто не давал, и я сам выбирал себе место и в бою, и без боя. Каждый, кто хоть немного времени пробыл на передовой, знает: у человека есть какие-то механизмы в подсознании, которые позволяют ему спать под свист пуль и грохот разрывов снарядов и мин, и мгновенно вскакивать и хвататься за оружие, услышав чьи-то шаги и шелест травы под этими шагами.

Днем — началось. Часов в двенадцать наши наблюдатели доложили о большом оживлении в лесополосе, и все казаки, половина из которых как раз в это время занималась обедом, заняли свои места в окопах. Через полчаса из лесополосы появилась цепь титовцев, человек в полтораста, и сразу же по нашим позициям был открыт сильный огонь, причем часть пуль летела откуда-то сверху. Можно было подумать, что они часть пулеметов установили на деревьях, что было для нас, конечно, плохой новостью.

Дело продолжалось недолго. Несмотря на то, что их огонь очень нас беспокоил, мы начали мощно и дружно, что сразу уложило их цепь на землю. Это уже давно известно, что огонь, начинающийся внезапно и дружно, очень чувствителен для атакующих, особенно для вот таких, не очень опытных и стойких. Так что примерно через полчаса они уже убрались в свою лесополосу, хотя перестрелка утихла не сразу.

У нас были потери: один казак был тяжело ранен, и его обязательно нужно было переправить на «Большую Землю», и для этого начали сооружать волокушу из куска плетня и одеялами. Еще один был ранен легко, но решил, что лучше остаться здесь, чем ночью ползти под огнем.

У нас начала обнаруживаться напряженность с боеприпасами, нужно было приберегать патроны, расход гранат был пока невелик.

За ночь титовцы предприняли несколько попыток подползти поближе и попробовать достать нас гранатами, но гранаты рвались, не долетая до наших окопов — шуму было много, а толку ничуть. Мы тоже отвечали гранатами, и, думаю, более успешно — ясно, что, стоя во весь рост в окопе, гранату бросишь дальше, чем лежа и вжавшись в землю.

Хотя ночь прошла в сплошном беспокойстве, и каждый человек был на счету, Михаил отправил трех казаков с волокушей, чтобы перетащить в безопасное место нашего раненого. Две зеленые ракеты оттуда, с «Большой Земли» сообщили о благополучном исходе этого опасного путешествия.

Третий день начался с неприятного сюрприза: у противника появилась артиллерия. Это была, по всему, небольшая пушка, что-то вроде нашенской сорокапятки, и установлена она была все время так, что ее снаряды попадали в левые передние углы всех наших домов. К концу всей этой нашей эпопеи все эти углы были разбиты, а на крышах не осталось ни одной черепицы — уж очень чувствительна эта строительная конструкция ко всяким военным воздействиям. Порядком пострадали и всяческие дворовые постройки.

Мы, после некоторого замешательства, быстро убедились, что эта самая артиллерия не приносит нам никакого вреда, а только действует на нервы, да еще здорово огорчит хозяев этих домов, когда они вернутся к родным очагам.

Главный же наш супротивник, в лесополосе, весь день не проявлял особой активности, только время от времени усиливал стрельбу, на которую мы отвечали слабо, приберегая патроны.

Следующий день был самым тяжелым, крепко досталось и мне, грешному. Утром, после в среднем спокойной ночи, половина взвода отправилась по домам отдохнуть и само собой, подкрепиться. Нас было четверо в этом уже ранее облюбованном доме. Чтобы не затевать никаких кашеварных технологий, утолить голод можно было единственным способом — достать с чердака висящие там копченые окорока. Предприятие это было не совсем безопасным, лестница на чердак была в коридорчике, наружная стена которого была уже разрушена, а сам чердак был без единой черепицы, а та зловредная пушечка продолжала регулярно посылать в нашу сторону снаряд за снарядом.