Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-4

Время было нелегкое. В городах с продуктами было туго. Горожане отправлялись в деревни менять вещи на продукты. Вероятно весной или летом 1942 года, во время одного из таких походов за продовольствием, в лесу он нарвался на партизан. Опасаясь, что он их выдаст, партизаны хотели его застрелить. Услышав от него, однако, что он был командиром в авиации (при этом он предложил им свои услуги), они пощадили его и поручили ему передать записку их сообщникам в Днепропетровске.

С этой запиской и адресом он явился в немецкую комендатуру. Вскоре немцы отправили его в Германию. На юге, на воздушном испытательном полигоне, вблизи швейцарской границы, он в качестве летчика-испытателя облетывал новые боевые машины.

Он не был там единственным иностранцем. Среди летчиков-испытателей было несколько англичан из военнопленных. Немцы считались с возможностью, что пилоты из враждебных стран, хотя и дали согласие на сотрудничество с ними, могли увести машины через Альпы на территорию под контролем союзников или просто посадить ее в нейтральной Швейцарии. Перед каждым испытательным вылетом немцы прикрепляли к крылу самолета ящик. В ящике, по их словам, было взрывательное приспособление, которое придет в действие в случае, если самолет удалится на более чем дозволенное расстояние. Вопреки предупреждению два летчика-англичанина не возвратились на аэродром.

Мой рассказчик не был включен в состав германских ВВС, не считался военным и ходил в штатском. Несмотря на относительную обеспеченность и благоприятные условия существования, его образ жизни стал тяготить его. Он воспользовался призывом генерала Шкуро и перешел к нам. Не знаю, почему, но все-таки мы друг с другом не сошлись. Он получил назначение в дивизию генерала Паннвица. В кавалерийской дивизии не нашлось применения летчику, и его перевели в распоряжение генерала Мальцева, командующего Военно-воздушными Силами КОНР. Больше мы о нем ничего не слыхали.

Скоро после его отъезда на его имя пришло письмо. Адресом отправителя значился остовский лагерь. Так как мы не располагали номерами полевой почты частей, в которые, в конце концов, определялись казаки, у меня не было возможности послать пришедшее ему вслед письмо. Из любопытства я распечатал письмо и прочитал его. Оно было написано женщиной, которая любила. Она отвечала на письмо, посланное им ей незадолго до отправки на Балканы. Я дошел до конца письма, и он врезался навсегда в мою память.

«Почему ты уехал, ничего не сказав мне? Если ты уехал, чтобы бросить меня, ты — подлец. Но если ты пошел сражаться за освобождение нашей многострадальной Родины, ты должен был прийти и сказать мне. Я бы сама благословила тебя на подвиг».

Я принципиально не открываю чужих писем. Но в этом случае я никогда не упрекнул себя в неблаговидном поступке. До самого конца войны слова незнакомой молодой женщины поддерживали во мне веру в правоту нашего дела. Я знал, что, готовясь к последнему решительному броску на врага, поработившего нашу страну и наш народ, мы не были одни. Нас благословляли оставшиеся в немецких рабочих лагерях наши матери и сестры. Мы также боролись за них.

Непредвиденно для нас с наибольшими трудностями мы столкнулись при попытке привлечь к нам рабочих из остовских лагерей. Казалось, немецкие власти должны были бы содействовать желанию восточных рабочих сплотиться, как пелось в казачьей строевой песне того времени, «под свободные знамена добровольческих полков», когда петли фронтов все теснее сжимали Германию, и отпускать их с места гражданской работы.

На самом деле все было иначе. Германская промышленность переживала острую нехватку рабочих рук. Руководители предприятий упорно сопротивлялись попыткам военных кругов использовать человеческие ресурсы предприятий для военных нужд. В большинстве случаев военные инстанции уступали экономическим доводам руководителей промышленности, и скоро мы на собственном опыте осознали границы наших возможностей. Приведу здесь только один, самый характерный эпизод.

С самого начала основания нашего этапного лагеря к нам повадилась шустрая и боевая казачка, лет тридцати с небольшим. Ее появление всегда вызывало веселые улыбки, смех и шутки. Она жила в остовском лагере и работала на небольшом предприятии «Стеатит Магнезия».

Так случилось, что у нас выступал ансамбль песни и пляски, присланный к нам на один вечер, если не ошибаюсь, из «Винеты». Так именовалась организация при министерстве пропаганды, объединявшая под своей крышей ушедших в 1943 и 1944 годах на Запад при отступлении германских войск деятелей культуры и искусства.