Мстислав Горбенко: Восхождение Мира на Эверест

67. Женщина — всегда женщина. Мужчины осматривали старые дворцы, а Катя Иванова — новые лавки

Мы провели один день в Москве, нас принял и поздравил председатель Госкомспорта СССР. Председатель, видно, не очень был подготовлен, говорил общими фразами о нашем спортивном подвиге и о значении экспедиции «Восхождение Мира», вручил значки заслуженных мастеров спорта.

Потом был прощальный вечер в ресторане гостиницы «Спорт». Владимир Николаевич Шатаев не пришел… Было немного грустно от того, что все уже позади и уходит в историю, было немного горько, что Эверест все же не сплотил нашу команду. Под монотонный стук колес поезда Москва-Одесса мысли опять возвращались к Эвересту.

68. У нас часто сидят сложа руки, а в Китае — сложа ноги

Было так, что экспедиция готовилась применить кислород (это оговаривалось совместным протоколом трех сторон) с 7800 метров, с ЛЗ. Однако большинство советских и китайских, а также двое американских альпинистов сделали заброски в район Л6, что на высоте 8300, без применения кислорода, и почти весь спортивный состав в течение полутора месяцев изнурительной работы (по-моему, самого тяжелого и основного периода экспедиции) затаскивал палатки, продукты, баллоны, веревки, примуса и прочее в высотные лагеря Л4 (7050), Л5 (7800) и Лб (3300) без кислорода.

69, 70. Самой красивой частью китайских зданий являются крыши

Значит, такая сложная задача, как восхождение на Эверест, в принципе может быть выполнена, не применяя кислорода, — следовательно, можно говорить не только об отдельном бескислородном восхождении, но о бескислородных экспедициях.

Я предполагал и ранее, а теперь, после экспедиции, просто убежден, что бескислородное восхождение — это подъем без кислородных баллонов на всем пути и, естественно, отсутствие их в каждом высотном промежуточном лагере. Кислородные баллоны должны быть в каждой экспедиции, но только у врача в базовом лагере (например, у нас в ЛЗ на 6400) на случай заболевания участников и экстренной помощи.

Ведь понятно и неспециалисту, что бескислородное восхождение — это не только восхождение без подпитки дополнительным кислородом из баллона, который в рюкзаке за твоей спиной, но главное — без возможности принять его в любой момент, то есть надо преодолеть психологический барьер: я вышел из базового лагеря и поднимаюсь один на один с горой. Да, это очень опасно, но в том-то и мастерство альпиниста; не переступить грань риска.

Я отказался от этого эксперимента не потому, что плохо чувствовал себя на 8300 (для сна и отдыха на этой высоте кислород мне не понадобился), а потому, что рисковать не имел права ни одним шансом из ста. Моим успешным восхождением решалась судьба моего двухлетнего сына Рустема, которому надо было сделать в США сложнейшую операцию на сердце. Как бы американцы хорошо ни относились ко мне, им, чтобы найти спонсора и госпиталь, нужна была реклама. Остальные причины были второстепенными. Я не считал нашу экспедицию бескислородной, просить разрешение на восхождение без кислорода из Л6 после инцидента с первой связкой не хотелось (Андрею в этом Шатаев отказал, но за него поручился его тренер Ильинский). Конечно, потом, сразу после спуска, думалось: а может, надо было рискнуть? Но сейчас я уверен, что сделал правильный выбор.

Поезд медленно накатил на одесский перрон, на котором было много встречающих. Наших почему-то не видно… Но вот в купе заскочил Володя Мамчич — и началось! На выходе нас окружила большая группа альпинистов: Виктор Яковлевич Лившиц, Вадим Свириденко, Василий Пащенко, Володя Альперин и многие, многие другие.

— Слава, поздравляем, ты просто молодчина, это грандиозно!

Море цветов и улыбок, искренних поздравлений. — Куда едем? — Конечно, в клуб, сегодня же среда!

Вывеска клуба была заклеена плакатом «Альпинистский клуб „Эверест“ имени Мстислава Горбенко», на других плакатах тоже поздравления, составленные с хорошим одесским юмором.

В клубе было полно народу. Много хорошего было сказано в мой адрес. Я поблагодарил всех за такой горячий прием и сказал: