Федор Елисеев - Казаки на Кавказском фронте 1914–1917

Во всех сотнях стояла напряженно-серьезная тишина в ожидании выступления. Сотни стояли спешенными. Казаки и офицеры говорили между собой тихо, словно боясь, как бы турки не подслушали их. Чувствовалось, что каждый из нас думал о войне и переживал — что даст нам утро?

Выступили. Шли шагом, не торопясь. Дорога извилистая. Расчет таков, чтобы к рассвету подойти к турецкой границе. Мы были верстах в трех от нее, как услышали впереди и вправо от себя выстрелы. Мы поняли, что разведывательная сотня таманцев натолкнулась на турок.

Уже светало. Справа скачет к нам казак-таманец и докладывает полковнику Мигузову, что «разъезд хорунжего Семеняки напоролся на турок, турки открыли огонь и… пэрэбылы козакив… хорунжий тоже ранитый и лыжать промиж вбытых и послалы мэнэ просыть пиддэржку… мий кинь тож ранитый». И показал на круп своего коня. Позади седла зияла рана. Потный рыже-золотистый конь тяжело дышал. Мигузов направил его в главные силы к генералу Николаеву. То был младший урядник Краснобай.

«Семеняка ранен… Какое счастье быть раненым в первом же бою!» — думал я. Ведь это же геройство! И я был рад за своего Друга.

Где была разведывательная сотня таманцев, мы не знали, но Мигузов сразу же выбросил своих две сотни — 1-ю подъесаула Алферова прямо по дороге на персидское пограничное село Базыргян, а 4-ю есаула Калугина на сильный турецкий пост Гюрджи-Булах, что у Малого Арарата. Алферов выскочил с сотней наметом, а Калугин широкой рысью. Скоро сотни скрылись от нас в неровностях местности. Остальные четыре сотни полка, сосредоточившись за одним из отрогов гор, спешились.

Скоро впереди нас затрещали очень частые выстрелы. То 1-я сотня вступила в бой с турками, в первый бой нашего полка на рассвете 20 октября 1914 года.

Пост Гюрджи-Булах отстоял от нас на север версты на три. Скоро мы услышали выстрелы и оттуда. То вступила в бой и 4-я сотня.

Мы стояли под горой и ждали. Все офицеры направили свои бинокли в стороны ведущих бой сотен, но ничего не увидели из-за скал. Доносилась ожесточенная стрельба. Командир полка волновался и усиленно всматривался в свой старый бинокль (трубчатый), чтобы узнать: что же делается в его сотнях? Но гребень отрога скрывал от нас поле боя. Так и стояли мы в неведении час, другой. Наконец от Алферова рысью скачет казак. Все наши взоры перенеслись на него. Нервный полковник Мигу зов не выдержал и закричал:

— Да скор-рей же, с...н сын! Дав-вай сюда донесение! — и вырвал из рук бумажку.

«Занял гребни гор. Веду перестрелку с турками. Прошу дать поддержку», — писал подъесаул Алферов, и мы все слушали это остро, сосредоточенно.

— Э-э… подъесаул Маневский! Пошлите в помощь Алферову одну свою полусотню, — обратился полковник к нашему командиру сотни уже более спокойно.

Мы с хорунжим Леурдой переглянулись, как бы молча спросили друг друга: кого из нас пошлет Маневский? И кто из нас будет счастливчик?

— Хорунжий Елисеев! Возьмите свою первую полусотню и скачите в район 1-й сотни, — официально бросил командир Маневский, впервые обращаясь ко мне «по чину». Коротко козырнув и не рассуждая, командую спешенной сотне:

— Первая полусотня — САДИСЬ!.. За мной!

Маневский перекрестил нас. Широким наметом, обогнув кряж, бросились в направлении 1-й сотни. Подскочив к подошве второго гребня, мы увидели вправо 1-ю сотню в цепи по самому гребню, ведущую перестрелку. Алферов позади цепи прогуливался во весь рост. За спиною у него белый башлык.

— К пешему строю… СЛЕЗА-АЙ! — кричу-командую почти на карьере, и казаки, мигом скатившись с седел, выхватили из-за плеч винтовки и побежали ко мне.

— В цепь!.. Вперед! — командую, и казаки по булыжникам и каменьям, спотыкаясь и скользя по сухому каменисто-глинистому крутому подъему горы, карабкаются вперед и вперед, держа относительное равнение боевого строя. Ни у кого из нас не ощущалось чувства страха, а была одна цель — как можно скорее добраться до гребня, залечь там и как можно скорее вступить в бой. Но как только казачьи папахи показались на гребне, рой пуль пронесся над нами, а мелкие камушки рикошетом осыпали нас.

— Ложитесь, ложитесь, ваше благородие! — крикнули ближайшие казаки, но вправо от нас подъесаул Алферов ходит позади своих казаков во весь рост — как же мне ложиться, прятаться от пуль? И отскочив чуть назад, я стал, как и Алферов, прогуливаться, следя за огнем казаков, которые открыли его немедленно же и с казачьим запалом.

Турецкий гребень был чуть ниже нашего. За ним — первое турецкое село, над которым развевался их флаг на высоком древке. Южнее нас шел высокий кряж в сторону Баязета. За селом — долина, а правее нее, словно вынырнув из ее плоскости, как на ладони предстал Большой Арарат, наполовину в снегу. Яркое солнце заливало его своими лучами, и он весь блестел в молчании природы — величественный, таинственный.