А Тимашев - Воейков

И вот незаметно подошла старость. Александр Иванович никогда не чувствовал себя одиноким — этот замечательный человек, влюбленный в науку, мечтавший о лучшей доле для людей.

Его энергия была неисчерпаема. Он, как и в молодые годы, любил находиться в движении. Наибольшим удовольствием для него было впервые видеть неизвестную местность. Он умел находить красоту и в русском спокойном и величавом пейзаже, и в раскаленных пустынях Средней Азии, и в суровых фиордах Скандинавии, и в Кавказских горах, и в роскошном ландшафте черноморских субтропиков.

Даже в очень солидном возрасте Александр Иванович сохранял юношеский задор и огромную работоспособность, Он попрежнему воспламенялся любой казавшейся ему интересной идеей и переводил ее на конкретный язык науки.

У Александра Ивановича было обыкновение записывать самое существенное из того, что сделано им за истекший день. Открываем наугад записи, относящиеся к ноябрю 1911 года. Трудно даже поверить, что Воейкову было тогда 69 лет: столько темперамента, напряженного труда скрыто за лаконичными пометками!

Время ученого заполнено доотказа большой, напряженной работой. То он занят сложнейшими вычислениями, то читает лекции (иногда по две в день). В дневнике мы находим упоминания о написанных им для русских и иностранных журналов статьях на самые разнообразные темы. Здесь же отметка о переговорах, с министерством земледелия, посвященных составлению климатических карт азиатской России. Несмотря на огромную занятость, он находит часы для конспектирования иностранных журналов, просмотра чужих исследований. Где уж сетовать на одинокую старость, когда нужно сделать еще так много! Вот, например, сохранившийся план работ Воейкова на 1909 — 1910 год. Тут исследования о севере России, об Арале и Байкале, о «колебаниях магнита», о климате Бельгии и т. п. Жажда деятельности была неукротимой. До глубокой старости Александр Иванович продолжал изучать курорты, выбирать местности, пригодные для устройства лечебных заведений. В последние годы жизни большая часть путешествий была предпринята Воейковым именно с этой целью.

Незадолго до смерти Воейков собирался в Мурманский край. Он составил обширный проект описания местностей, имеющих курортное значение. Для этого нужно было поехать на Урал, в Сибирь, на Алтай. С посещения в 1915 году озера Тургаяк и других мест Южного Урала он начал выполнение намеченного плана.

К консультации Воейкова часто прибегали различные научные организации, за исключением Главной физической обсерватории, пока там главенствовал Вильд.

После смерти Вильда отношение к Воейкову в обсерватории изменилось. Преемник Вильда М.А. Рыкачев [67] Академик М.А. Рыкачев происходил из семьи моряков. Его отец и брат были морскими офицерами. Сам Михаил Александрович окончил морскую академию, а затем в течение сорока шести лет работал в Главной физической обсерватории. Рыкачев написал капитальные труды о циклонах, о снежном покрове, вскрытии и замерзании рек и др. Вместе с Д.И. Менделеевым Рыкачев руководил Обществом воздухоплавания, немало потрудившись над изучением аэродинамики, сооружением самолетов и вертолетов, причем много помогал изобретателю первого в мире самолета А.Ф. Можайскому и выдающемуся ученому в области воздухоплавания и реактивных летательных аппаратов К.Э. Циолковскому. был связан с Воейковым многолетними дружескими отношениями, но все же официально Воейков был привлечен к работам обсерватории только в 1914 году. Александру Ивановичу предложили написать по материалам обсерватории новый труд о климатах России и высказаться о постановке работы обсерватории и метеорологической сети. Ответ Воейкова последовал немедленно.

Издание капитального исследования о климатах России он приветствовал от всей души:

«Это было бы завершением моих прежних работ. На издании такого труда настаивают мои ученые друзья, особенно Ю.М. Шокальский и Г.А. Любославский. В США недавно издана книга Генри «Климатология США». Это полезная книга, но «прошлое обязывает». В России климатология давно стояла высоко. Мы не можем довольствоваться такой книгой, как работа Генри. Нам нужна работа лучше, чем американская».

Но Воейков не был бы Воейковым, если бы, оценивая деятельность обсерватории, покривил душой и не сказал:

«Конечно, однообразие наблюдений, которого добился Вильд, вещь хорошая, но не все то, что вводилось по его настоянию, было целесообразно». Сооружение даже в степях и пустынях громоздких цинковых метеорологических будок системы Вильда Воейков называл «каким-то гипнозом». Температура в будке другая, чем снаружи. Неизбежны просчеты.