Георгий Яковлев - Никита Изотов

Перед первой мировой войной в Горловке образовалась сильная большевистская подпольная группа. Одним из ее организаторов стал Петр Анисимович Моисеенко, профессиональный революционер, которого знал и ценил Владимир Ильич Ленин. Этому крепкому подвижному человеку исполнилось шестьдесят лет, но он по-молодому бодр, энергичен, неутомим, вот только говорил глуховато — еще бы, пять ссылок за плечами. Петра Анисимовича знали как руководителя знаменитой Морозовской стачки 1885 года. Поселился он у кузнеца Первого рудника Семена Яковлевича Бескаравайнова. Центр большевистской группы составили рабочие Ртутного рудника, а также шахт № 1 и № 5. Хозяин квартиры сразу же стал одним из помощников Моисеенко в распространении среди шахтеров «Правды». «На Первом руднике выписка доходила до двадцати экземпляров: работа наша все ширилась, захватывая все большее количество людей… Газета «Правда» давала нам все», — говорится в «Воспоминаниях» П. Моисеенко. Горловчане коллективно читали «Правду», напечатанные в ней статьи разъясняли им многие вопросы об обстановке в стране. «Хорошо бы и о нашей шахтерской жизни почитать», — делились доверенные рабочие с Петром Анисимовичем.

В это время в Горловку приехал старый друг и соратник Моисеенко Григорий Иванович Петровский, депутат IV Государственной думы от социал-демократов. Прибыл он с заданием партии встретиться с большевиками-шахтерами Горловско-Щербиновского района Донбасса. С ним и передал в редакцию Моисеенко свою статью, подписав ее для конспирации забавным псевдонимом «Старый воробей». Вскоре распространенный в Горловке номер «Правды» поведал о тяжкой работе и революционной борьбе шахтеров. Сбилась с ног полиция: жандармы установили дежурство на почте, взяли под наблюдение Первый рудник, но обнаружить автора статьи не смогли.

Такая была обстановка в Горловке, куда осенью 1914 года приехала семья Изотовых. «Недалеко от станции чернела острая гора, и на высоком сооружении вертелись большие колеса. Я впервые увидел шахту, и она показалась мне диковинной», — вспоминал Н.А. Изотов через много лет. Двенадцатилетний мальчонка увидел террикон Первого рудника, той самой «Кочегарки», которая вскоре стала для него родной на всю жизнь.

Приезду родичей брат не обрадовался. Когда Изотовы с трудом разыскали его землянку, то удивились тесноте — в комнате с промазанным глиной полом умещались семья брата Алексея да еще его теща с родней. Кое-как разместились, затопили печь, согрели жестяной емкий чайник; за жидким чаем вяло шла беседа. Деревенские новости брата мало интересовали. Работал он на коксовых печах, посерел лицом, согнулся, часто кашлял. Посоветовал Алексею проситься на Первый рудник. «Рядышком тут…».

Отец ушел с рассветом, а вернулся поздно, хмельной и злой. Тяжело опустился на табурет, прохрипел: «Пропали теперь…», положил голову на кулаки, заплакал. Выяснилось, что не только на Первом руднике, но и вообще в Горловке работы нет, да еще упрекнули: дескать, старый, немощный и без глаза, а туда же, работу ему давай. Вмешался брат, скучно посоветовал потерпеть, как-никак родня, куском хлеба поделится, на улицу не попросит.

Русоголовому Никишке дома не сиделось — бегал к руднику, дивился на подъемную машину, познакомился с хлопцами, что выбирали куски породы из угля, заглядывал на брикетную фабрику, поставленную рядом с шахтой. Как-то вечером сказал, что хлопцы советуют ему наняться на фабрику. «Что ж, попытка не пытка», — согласился отец. Вечером Никифор уныло сообщил, что берут с четырнадцати лет: вредное, мол, производство. Тогда брат предложил Алексею съездить в Малую Драгунку, поставить кому надо магарыч, выправить свидетельство, что Никифору уже четырнадцать.

Через несколько дней старший Изотов, очень довольный, привез нужную бумагу, радостно наставлял сына: «Гляди, ты рослый какой. Примут, не сумлевайся. Подмога какая теперь семье…»

О фабрике в округе шла дурная слава. Выпускала она брикеты из угля и смолы для корабельных топок. В цехе стоял смоляной чад, едкие испарения разъедали кожу, слезились глаза. Работали здесь по двенадцать часов. Почти два года просидел Никифор у конвейера, направляя готовые брикеты на сушку. В начале 1916 года перевели его на пресс, прибавили жалованье.

Фабрика выполняла военный заказ — брикеты из Горловки теперь шли и в топки крейсеров и линкоров, поскольку каменного угля не хватало. То, что заказ военный, было на руку хозяевам. Во-первых, они увеличили нормы, а во-вторых, якобы с целью охраны фабрики решили с помощью полиции привести рабочих к послушанию. В цехах стали появляться жандармы. Фабричные хмуро поглядывали на них, сдерживались.