Глеб Голубев: Улугбек

Тимур слушал, одобрительно кивал и думал о том, что теперь вот аллах хочет, чтобы он покарал султана Баязеда, заложившего уши разума ватой беспечности. Но как вернее нанести удар?

- «...Всегда я предпочитал делать то, что касается ислама, прежде всего остального, что касается обыденной жизни; только закончив дела аллаха, я принимался за дела обыкновенные».

Слушали это сидевшие вокруг Тимура шейхи и имамы [9] Шейхи (буквально: «старцы») - духовные руководители. Имамы (буквально: «стоящие впереди») - главы духовных школ. , согласно кивали и вспоминали, как в Хорасане Щит Ислама восстановил суннитское правоверие, а в Сирии, наоборот, поддерживал отступников - шиитов [10] Сунниты и шииты - представители двух религиозных направлений ислама, фанатично враждующие между собой. , когда ему это понадобилось.

А наставления продолжались:

- «...Всегда я старался говорить правду, всегда отличал правду среди того, что мне говорили о жизни здешней и жизни будущей.

Всегда давал лишь такие обещания, какие мог исполнить: я думал, что если точно выполнить обещание, то всегда будешь справедливым и никому не причинишь зла».

Слушал заунывный голос чтеца Улугбек, а сам тоже думал о своем. Больше всего о славных боях, которые кипели вокруг - и без него. Разве не смог бы он, например, совершить такой же подвиг, как верный багатур деда джагатайский эмир Джелаль? Он очутился в пустыне вдвоем с товарищем, царевичем Ибадж-огланом, и умирал от жажды. У них осталось только два последних глотка воды. Ибадж выпил свою долю и не напился. Он стал просить товарища уступить ему и второй глоток. И тогда сказал Джелаль-багатур: «Ты напомнил мне притчу, рассказанную нашим Повелителем, великим эмиром Тимуром-гураганом, да продлит аллах его дни». - «Какую?» - спросил Ибадж. «Так же, как и мы с тобой, изнывали в пустыне однажды араб и перс. У араба еще оставалось немного воды, и перс стал выпрашивать ее, поминая о прославленном благородстве арабов. И ответил ему спутник: «Я хорошо знаю, что, отдав тебе воду, умру. Но слава арабов мне дороже жизни. Пей!» И добавил багатур Джелаль: «Я буду подражать этому арабу. Я дам тебе воды, чтобы сохранить добрую славу рода джагатаев. Но поклянись, что когда ты вернешься к Повелителю, то расскажешь ему об этом, и подвиг мой занесут в летописи». Ибадж поклялся, выпил воду и восстановил свои силы. Но аллах, который все видит и слышит, не захотел смерти Джелаля. Он чудесно спас обоих воинов, и те рассказали обо всем Тимуру. И Повелитель приказал славить подвиг Джелаля, чтобы помнил о нем каждый воин...

Улугбек бредил подвигами. И в восемь лет ему подвиги виделись всюду, даже в нелепом мальчишеском поступке Султан-Хуссейна, который был ненамного старше его. В боях под стенами Дамаска этот внук Тимура вдруг неожиданно перебежал на сторону противников. Тимур был так удивлен этим, что, захватив город и перебежчика среди других пленных, вопреки обыкновению поступил очень мягко. Хуссейну только обрезали в знак позора косу, которую он успел отрастить, как и все воины, по монгольскому обычаю, да публично выпороли. И Улугбек жалел своего товарища и сердился на деда.

Так проходили зимние вечера в шатре Тимура, стоявшем на пригорке среди степей Карабаха. При внуке беседовал Тимур с послами, диктовал новые наставления историкам, обсуждал с эмирами планы предстоящих сражений. От маленького Улугбека у него не было тайн.

Приходили дервиши, доносили о всяких неполадках. Царский внук Пир-Мухаммед, оставленный наместником в Индии, ведет какие-то тайные беседы с темными людьми и учится варить яды. Зачем бы ему это?

И Пир-Мухаммеда вызывают в Карабах и по приказу Тимура наказывают палками. Такая же участь постигла вскоре и другого внука - Искандера, который, сидя наместником в Фергане, возомнил себя не менее великим полководцем, чем его знаменитый тезка Искандер Двурогий [11] Александр Македонский, ставший на Востоке героем многих легенд. , и самовольно совершил набег на китайские провинции.

Тимур и сам не прочь разграбить Китай. Но лишь тогда, когда будет на то его собственная воля. Единовластно вершит он судьбы громадной империи, раскинувшейся от Тянь-Шаня до Кавказа. Сам, не доверяя никому, разрабатывает планы сражений.

Весной 1402 года начинаются решающие бои. Из Самарканда вызвали Мухаммед-Султана со свежими подкреплениями. Всю свою армию Тимур повел на Анкару. Но крепость сильна, и воинов у Баязеда тоже не менее двухсот тысяч. Соратники Тимура колеблются. На военном совете они даже решились высказать робкие сомнения.