Ким Филби - Моя тайная война - Воспоминания советского разведчика

Некоторым утешением послужили поступившие позднее сообщения, что Гузенко чуть не довел до банкротства полицию безопасности, когда он познакомился с прелестями капиталистической системы и ему понравилось заказывать товары по почте. Он имел обыкновение заказывать из каталогов различные товары длительного пользования независимо от того, нужны они ему были или нет, а счета посылал полиции безопасности. Его подвал был, наверное, заполнен нераспечатанными телевизорами и подобными вещами.

Элли же остался загадкой, и она, вероятно, никогда не будет разгадана. Элли появляется в телеграмме Гузенко, но ни до этого, ни после о нем не упоминается. Сотрудник или агент не всегда знает свой собственный псевдоним, но, насколько мне известно, я не Элли. Установить личность Элли пытались многие сотрудники британских спецслужб. Помню, однажды Блант и я находились в кабинете Холлиса. Холлис и я беседовали, а Блант лениво листал какой-то отчет. В разговоре возникла пауза, и вдруг Холлис повернулся к Бланту и воскликнул: «О, Элли!»

Блант и глазом не моргнул. Он продолжал перелистывать страницы, как будто ничего не произошло. И Холлис в свою очередь возобновил беседу со мной, будто и не прерывался.

Виктор Ротшильд испробовал однажды на мне подобный прием. В 1946 году он сказал мне, что решил сохранить копию картотеки МИ-5 на некоторых лиц, которые впоследствии, по его мнению, могли бы представить угрозу с точки зрения обеспечения безопасности.

Найтли (перебивает): Он имел в виду коммунистов?

Филби:Не знаю. Затем Ротшильд спросил: «А как давно являетесь членом партии вы, Ким?» Я удивился: «Я, Виктор?» И Ротшильд сказал: «Это была маленькая шутка. Я ее пробую на каждом». Я НЕ ИСПЫТЫВАЮ СОЖАЛЕНИЯ.

В ноябре 1952 года Кима Филби вызвали в штаб-квартиру МИ-5 для «дачи показаний в связи с бегством Берджесса и Маклина». Расследование велось неофициально. Это была своего рода инсценировка, затеянная с целью выяснить, какие улики имеются против Филби, и посмотреть, нельзя ли заманить его в ловушку и инкриминировать что-то. Обвинителем выступал королевский адвокат Милъмо, по прозвищу Забулдыга, кавалер Рыцарского ордена, приобретший во время второй мировой войны репутацию лучшего следователя МИ-5.

Филби:Это расследование не было фарсом, как это представлялось некоторым. Возьмите, например, заявление Джона Ле Карре в предисловии к вашей книге. Он пишет: «Хороший следователь никогда не конкретизирует свои обвинения, никогда не раскрывает того, что ему известно, никогда не позволяет подозреваемому почувствовать себя в безопасности и считать, что он может рассчитывать на моральную поддержку коллег, никогда не ведет допроса в присутствии сочувствующей подследственному аудитории».

Все это верно. Но меня не сопровождали мои коллеги, меня не допрашивали в присутствии сочувствующей мне аудитории. Я имел дело со следователем Мильмо, хорошо зарекомендовавшим себя во время войны, и его помощником из МИ-5. Оба были враждебно настроены по отношению ко мне.

Необходимо понять необычность ситуации. В течение 11 лет я работал непосредственно в этой системе, занимаясь главным образом вопросами контрразведки. Я тщательно изучал архивы. Мне были известны все приемы следствия. Так как же мог Мильмо скрыть, в чем собирается обвинить меня, если я заранее предвидел возможные обвинения? Как он мог раскопать факты, которые не были мне известны?

Действительно, один или два раза он сумел озадачить меня, но это было не столь существенно.

Были и серьезные улики. Например, та, что связана с Кривицким (генерал Вальтер Кривицкий, оставшийся за границей в 1946 году, будто бы заявил, что во время гражданской войны русские направили в Испанию молодого английского журналиста). В действительности Кривицкий сказал, что Москва направила молодого английского журналиста в Испанию во время гражданской войны, чтобы убить Франко. Поэтому, обличая меня, Мильмо прокричал: «Вас послали в Испанию, чтобы убить Франко, не так ли?» И я возразил: «Неужели вы серьезно считаете, что русские выбрали бы меня для убийства Франко, а не тех, кого использовать было гораздо проще?» Абсурдность данного предположения была очевидна всем присутствовавшим.

Однако на некоторые вопросы я ответить не мог.

Мильмо, например, заявил, что, когда я отправился в Стамбул по делу Волкова, было отмечено увеличение радиообмена между советским посольством в Лондоне и Москвой, а также между Москвой и Стамбулом. Он спросил меня, какова причина. И я ответил просто: «Откуда мне знать?»