Феликс Арский - Перикл

Вот какого рода бедствие обрушилось на афинян и угнетало их в то время, когда и внутри города умирали люди, и за стенами его опустошались поля» ( Фукидид ).

Напуганные эпидемией, спартанцы поспешно удалились из Аттики. Перикл немедленно снарядил 150 триер и отправился к Эпидавру, на севере Пелопоннеса. Но осада оказалась безуспешной; болезнь распространилась и среди афинских воинов.

Гнев и отчаяние искали выхода. И они обратились против Перикла. «Как люди, обезумевшие от болезни, оскорбляют врача или отца, так и афиняне стали дурно относиться к Периклу» ( Плутарх ). Забыв о собственных постановлениях, демос обвинил его в том, что он втянул государство в войну и принес ему одни несчастья.

Впервые за многие годы афиняне попробовали действовать самостоятельно, вопреки воле «первого стратега». В Лакедемон отправились послы, чтобы униженно просить о мире. Они возвратились ни с чем. Спарта не желала вести переговоры, ее устраивала лишь полная капитуляция. Но прекратить борьбу, не дав ни одного настоящего сражения, сохранив в неприкосновенности бездействующие войска и флот, казалось нелепым даже самым стойким пессимистам. С другой стороны, неужели все оставить по-прежнему и полагаться на… Впрочем, на кого же полагаться, если боги, подтверждая пророчество оракула, и в самом деле помогают спартанцам? За что же они гневаются на афинян? А может быть, им ненавистен тот, кто столько лет управлял целой державой? Неужели повторяется история, служившаяся некогда с царем Эдипом? Ведь и того покарал рок, поразив чумой жителей его города. Но Эдип запятнал себя отцеубийством, а Перикл? Или не забылось проклятье, тяготевшее над Алкмеонидами?

Перикл помнил об этом мифе. Совсем недавно Софокл читал ему отрывок из своей новой трагедии «Эдип-царь». Странная это пьеса! Всем известный миф драматург изложил так, что можно усомниться, действительно ли в мире существует справедливость, которую охраняют боги. Несчастного фиванского царя, «первого, лучшего из людей», мудрого и справедливого правителя, сделавшего город счастливым, бессмертные карают за преступления, которые ему же заранее предписаны свыше. Оракул предсказал, что он убьет отца и женится на собственной матери. Эдип сделал все, чтобы не выполнить предначертаний судьбы. Но еще никому не удавалось избежать сетей богини заблуждения Аты, и рок губит его. Тщетно пытается царь уйти от того, что сулило ему пророчество. Каждый шаг, направленный, казалось бы, в противоположную сторону, неумолимо вед к зловещей цели. Рок издевается над ним. Эдип наивно думает, что принимает верные решения и совершает полезные дела, а за ними скрыт второй, неведомый фиванскому царю смысл. И неизбежный ход событий идет своим чередом. Как будто боги смеются над неосведомленностью смертных и делают двусмысленным всякое их действие.

Воля рока восторжествовала. Дальнейшее целиком зависит от Эдипа. И он, побежденный, но не сломленный, делает последний шаг — царь ослепляет себя и уходит в изгнание из Фив. Отныне невидящим взором он будет смотреть на мир, который никому не дано понять. Выколов себе глаза, он словно напоминает, сколь ничтожно человеческое знание.

Люди отвечают за свои поступки, хотя и не могут предвидеть всех их последствий. Любой их шаг может нарушить какие-то неведомые им законы. А неусыпный рок преследует их так, как будто они знают все. Значит, самые добрые побуждения способны принести несчастья. Что в таком случае должен делать человек? Покорно следовать велениям божества или действовать в соответствии с велениями совести? Смиряться или оставаться самим собой?

Ответ Софокла был вполне определенным, и он не сомневался, что найдет в Перикле единомышленника. Софокл медленно, нараспев читал стихи из трагедии, со странным выражением поглядывая на друга. Перикл усмехался: он отлично понял намеки, конечно, весьма тронут, но… Едва Эдип произнесет первый монолог, как в театре начнут кричать, что опять все похвалы достаются одному человеку, что в лице фиванского царя Софокл прославляет Перикла. Что и говорить, неподходящее сейчас время для такой пьесы. Ведь ее можно истолковать совсем иначе — как обвинение против того, кто принес несчастье согражданам. И так уже поговаривают о родовом проклятии над Алкмеонидами.

Перикл созвал чрезвычайное заседание экклесии. В серебряном шлеме стратега он поднялся на трибуну, напряженный и решительный, как воин перед боем. Он и собирался дать бой, который, правда, мог оказаться для него последним.