В «Стардэйт» хотели, чтобы я пришла в клуб как можно быстрее, так что я рванула домой, переоделась и поехала в центр в районе четырех часов дня. «Стоунхарс» был потертым рок–клубом в кампусе Университета Висконсин–Мэдисон. Как только я прибыла, промоутер отправил меня в бар за бутылкой вина «Блю нан» для солиста.
Я вернулась, поставила бутылку в гримерке и помогла сервировать несколько тарелок с закусками — сыром и крекерами. Внизу я заметила, как трое рабочих устанавливают оборудование. Группы не было — они обедали в местном ресторане. Поскольку делать до их возвращения было нечего, я спросила промоутера, нет ли у него почитать какой–нибудь прессы о группе. Он вручил мне один–единственный листок с фотографией группы и краткой биографией. Там с гордостью сообщалось, что группу по всей Европе сопровождали скандалы. Черно–белая фотография группы участникам как–то не льстила. Я занервничала: во что же я такое ввязалась!
Чувствуя себя немного не в своей тарелке, я спустилась вниз, чтобы посмотреть, как монтируют оборудование. Рабочих было всего трое: два джентльмена средних лет и один молодой, с длинными, карамельного цвета волосами. В процессе работы они обменивались шутками о США. Похоже, мы, янки, их не сильно впечатлили. Я подошла поближе и услышала, как они сетуют, что мы слишком мягкотелые — даже детей посылаем в школу учить математику уже с калькуляторами. Я никогда не стеснялась высказывать собственное мнение, так что тут же подошла к молодому парню и сказала: «Эй, аэропорт тут недалеко. Подбросить?» Несколько шокированный и удивленный, он повернулся и спросил, кто я такая. Я представилась, мы пожали руки; он сказал, что зовут его Барри Тейлор. Он не только сам был симпатичный — его английский акцент я могла бы слушать целый день. Забавно, как иногда акцент пленяет девушек, правда? Короче, Барри начал сравнивать Америку со своей родной Англией, и с некоторыми его наблюдениями мне пришлось согласиться. Скоро уже мы вместе смеялись и весело переругивались, и я почувствовала, что обрела нового друга.
Для Барри контракт на турне с «AC/DC» был первым опытом работы с рок–группами. Двух других рабочих звали Иэн Джеффери и Кит Эванс. (Хотя прозвище Кита было Плаг, мне послышалось, что его называют Плам, потому что из их речи многое я едва понимала из–за акцента. Полагаю, мое среднезападное произношение им понять было ничуть не легче.) Барри и Кит дразнили Иэна тем, что его назначили «менеджером турне», что фактически ничего не значило, кроме повышенной ответственности… особенно если бы что–то пошло не так.
Тут меня опять послали за еще одной бутылкой «Блю нан». Группу ожидали в клубе с минуты на минуту, и я помчалась наверх убедиться, что с закусками все нормально и вообще все на своих местах. После того как я увидела их морды на фотке, как–то не хотелось нарываться на неприятности. И только я собиралась уходить, как музыканты потянулись в гримерку. Учитывая слухи об их склонности к скандалам, я решила, что чем дальше я буду держаться от группы, тем лучше. Так что я стала пятиться из комнаты и забормотала этим странным парням, что если им что–то понадобится, то пусть они спустятся и свистнут мне.
И тут довольно устрашающего вида мужик с косматыми черными волосами и татуировками по всему телу подошел прямо ко мне, посмотрел в глаза и рявкнул: «Сидеть!» Немедленно я схватила первое, что попалось под руку, — по счастью, это как раз был стул — и села. Да, незаметно выбраться из комнаты не удалось. Мужик подошел к столу и налил два бокала вина «Блю нан». Вернувшись ко мне, он вручил мне стакан со словами: «Привет, я Бон Скотт, а ты, должно быть, Сью». Я спросила его, откуда он знает. Малкольм, который уже тоже вернулся и сидел на кушетке, засмеялся и сказал: «Промоутер нам про тебя все рассказал. Он уверял, что ты нам дашь все, что мы попросим!» Весь народ покатился со смеху. Эта шутка сломала лед, и мы начали болтать, причем я судорожно пыталась расшифровать их акцент.
Когда я увидела ребят в живую, они оказались не такими уж страшными. Бон был примерно моего роста — около 165 см, у него были длинные темные волнистые волосы, куча татуировок, лукавинка в глазах и милая улыбка. Даже если он и не говорил ничего неподобающего, по нему всегда можно было понять, что он о чем–то таком думает!
УМалкольма были длинные темные волосы на прямой пробор; росту в нем было не больше около 162,5 см. У него очень характерный голос — это можно понять, например, прислушавшись к бэк–вокалу на «Dirty Deeds Done Dirt Cheap». У младшего Янга, Ангуса, волосы были каштановые с рыжим отливом, глаза голубые, а телосложением он напоминал мальчишку. В нем было не больше около 157,5 см. Ангус говорил немного и большую часть времени возился с гитарами.
Читать дальше