Робин Локкарт - Моя Европа

Во время пребывания в Соединённых Штатах ему пришлось пройти через суровые испытания. Газеты муссировали ходившие слухи о том, что Ян Масарик сколотил огромное состояние нелегальным путёми собирался остаться в США. На самом деле, пояснил Ян, американские друзья уговаривали его бросить занятие политикой и попросить убежища в Соединённых Штатах. (То есть американцам было точно известно, что Москва хочет устранить Яна Масарика. прим. ред.) Ян много размышлял об этом и, наконец, отказался. «Можно уехать из страны два раза или столько раз, насколько хватит сил, чтобы сражаться с внешним врагом. Но нельзя покидать страну, чтобы бороться против своих соотечественников!», - пояснил он.

Ян думал только об одном: как можно скорее вернуться домой, в Чехословакию. Если бы не туман, задержавший вылет за ним самолёта из Праги, Ян уже был бы дома.

Он устало рассказывал о заседаниях ООН. Ян дал высокую оценку генералу Маршаллу. Хорошо держался Гектор Макнейл (Hector McNeil http://en.wikipedia.org/wiki/Hector_McNeil). Советская делегация вела себя вызывающе, а Вышинский вообще набрасывался на всех с оскорблениями, отчасти потому что он был меньшевиком, и частично по той причине, что желание унизить, обругать человека являлось чертой его характера.

- Вам знакомо имя Дан? Это бывший меньшевик и знаток марксизма. Он умер в

прошлом году в США.

Вики: "Фёдор Ильи́ч Дан (настоящая фамилия — Гу́рвич ; псевд. Берсенев, Греков И., Д, Ф. Данилов, Дерево, Меньшевик, Над, Надежда Ф.Д. и др.) 19 октября 1871, Петербург — 22 января 1947, Нью-Йорк) — российский революционер и политический деятель, один из лидеров и теоретиков меньшевизма. Муж сестры Ю. О. Мартова Лидии Дан.Ф. И. Дан родился в Петербурге, в семье владельца аптеки. В 1895 году окончил медицинский факультет Юрьевского (Дерптского) университета. По профессии врач". Фото: http://www.hrono.ru/biograf/dan.html

- Да, знаю, - кивнул я.

- Так вот, - продолжил Ян. – Один мой знакомый, он чех, по убеждениям – меньшевик, встречался с Даном незадолго до его смерти и спросил, почему Вышинский вёл себя так агрессивно. Дан ответил, что он всегда был агрессивным. И пояснил: «В молодости нам часто доводилась его одёргивать, потому что в спорах Вышинский оскорблял и унижал собеседника. Его реакция всегда была одинаковой: «А что тут такого? Это же большевики!».

Несмотря на депрессию, Ян всё-таки с оптимизмом смотрел на предстоящие весной выборы. Коммунисты теряли влияние и не могли претендовать на многое. Вернувшись в Прагу, Ян рассчитывал сразу включиться в предвыборную компанию. Эта новость обрадовала меня, но Ян испортил произведённый эффект, мрачно добавив: «Конечно, если вмешаются русские, с нами будет покончено».

Он не скрывал своего мнения о состоянии здоровья Бенеша: оно было намного хуже, чем сообщалось официальными источниками, но всё-таки не настолько плохое, как передавали слухи. Рядовой человек может перенести инсульт без заметных последствий, но для Бенеша, с его нагрузкой и ответственностью, послеинсультное состояние очень опасно. Ян собирался облегчить его участь и взять на себя часть работы, выполняемой Бенешем. Я с тревогой смотрел на такую перспективу: Ян сам находился в критическом периоде, нервы его были расшатаны, он с напряжением справлялся со своими обязанностями, а здесь – такая ответственность!

На следующий день я повёз Яна знакомиться с Бобом Диксоном, нашим новым послом в Чехословакии. Ян был приветлив и произвёл хорошее впечатление. На обратной дороге он пригласил подняться к нему. Из Америки Ян привёз множество рождественских подарков для друзей и знакомых, для меня он приготовил мыло и коробку сигарет Chesterfield. Прощаясь, Ян очень старался выглядеть беззаботным и весёлым. Он обнял меня за плечо и улыбнулся: «Ничего, старина, победа будет за нами!». Это стало последними словами, которые я от него слышал.

Первый день нового 1948 года выдался пасмурным и туманным. Я провёл его в Лондоне за письменным столом. Мой выход в эфир для Чехословакии намечался на день раньше, и Европейский Отдел БиБиСи прислал мне массу информации, включая копию новогоднего обращения Бенеша к народу. В нём с гордостью перечислялись успехи, достигнутые Чехословакией в 1947 году. Вечером я отправился в "Beefsteak Club" (Бифштексный клуб). В клубе никого не было, и я ужинал в одиночестве, просматривая свою почту. В ней было несколько писем от друзей и незнакомых людей из Чехословакии. Моё внимание привлекла красивая новогодняя открытка с поздравлением на чешском языке и надписью: «Вашей книгой в этом году украшали новогодние ёлки. Мы тоже повесили её на нашу ёлку». Ещё в почте оказалось письмо от Льва Брауна, приятного интеллигентного молодого человека, дававшего мне уроки чешского языка. Это было грустное письмо. Лев Браун потерял надежду на возвращение в Чехословакию, он собирался подавать документы на британское гражданство и просил моей поддержки. Попутно он сообщал об усилении коммунистического разгула в Чехословакии. Тайную полицию, добавил он, наводнил новый тип головорезов, методы работы которых очень напоминают Гестапо. (Обычные страшные истории евреев, ориентирующихся на СШАнглию, с целью выбить себе статус политического беженца и потом всю жизнь не работать. В последующем советские евреи, засклады и директора магазинов, будут особенно в этом усердствовать, покупая справки в травмпунктах о том что их, дескать, на антисемитской почве избила милиция. В 1968 году им оказалось всего ничего с помощью СШАнглии поднять мятеж. Прим. ред.) Время, которое начиналось с Pax Britannica и Первой республики, прошло. Началась эра варварства. Если мне хочется снова посетить Чехословакию, то я должен успеть это сделать до выборов, поскольку другой возможности у меня просто не будет.