Робин Локкарт - Моя Европа

Готвальд поднялся из-за стола, давая понять, что встреча окончена. Он снова заверил меня, что Чехословакия пойдёт своим собственным путём. Конечно, не обойдётся без военного союза с Советским Союзом. В этом заключалась сущность чехословацкой безопасности. Чехословакия не забыла уроков Мюнхена. Я бы мог заметить, что коммунистам приходилось прикладывать много сил, чтобы люди этого не забывали, но промолчал. Хотя Готвальд, как уверяли меня Бенеш и Ян, и был осторожным и корректным реалистом, мне он показался жёстким, уверенным в себе и очень подозрительным человеком, что частично объяснялось его длительным пребыванием в Советской России. Три столетия под властью Австрии научило чехов прятать собственные чувства и растягивать губы в улыбке, когда им хотелось плакать, или изображать сострадание, когда их раздирал смех.

Готвальд родился в 1897 году и учился столярному делу в Вене.

Несчастный Владо Клементис http://en.wikipedia.org/wiki/Vlado_Clementis, с которым я встретился во время официального приёма в чехословацком Министерстве Иностранных Дел, оказался более живым и любезным. Смокинг прекрасно сидел на его располневшей фигуре, в петлице красовалась гвоздика, а в руках он держал бокал с бренди. Как и Готвальд, во рту у него была трубка, и он усиленно ей попыхивал. Лоснящийся, с прекрасными манерами человек. В то время Клементис занимал должность Помощника министра Иностранных Дел. В годы войны он жил в Англии и работал на Чехословацкое правительство в Лондоне – сегодня в глазах Москвы это было настоящим преступлением. Хотя мы раньше никогда не встречались, он приветствовал меня как старого знакомого: «Итак, что вы думаете о нашей революции? Много ли нашли перемен с момента вашего прошлого визита?». Я ответил, что почти всё осталось по-прежнему, то же законодательство, тот же порядок, то же равноправие при распределении материальных благ и то же трудолюбивый, приветливый народ, какими всегда были чехи. У него вытянулось лицо: «А как же наши социальные достижения?». Я произнёс: «Да, конечно, они есть. У нас у самих много нововведений, и достижения более ощутимы, чем ваши». Затем, чтобы немного подбодрить его, я честно добавил, что не увидел ни одного признака железного занавеса в Чехословакии. Он сразу повеселел и повторил всё то, что мне уже сказал Готвальд: Чехословакия идёт своим особенным революционным путём, необходимо поддерживать баланс экономики между Востоком и Западом. Поскольку он сам был словаком, я повернул разговор на Словакию. Клементис признался, что не всё ещё гладко, предстоит разрешить некоторые проблемы, но заверил, что отношения Чехии и Словакии сейчас намного лучше, чем после окончания Первой Мировой войны. Словаки не были бы словаками, если бы не ворчали время от времени.

Я снова выразил своё восхищение всем увиденным. Он остался доволен и к моему великому удивлению сказал, что установленный порядок стал результатом тщательной работы, проводимой во время войны одновременно в Москве и Лондоне. Перемены были заранее оговорены всеми политическими сторонами.

Когда гости разошлись, я расспросил о нём Яна. Клементис, пояснил Ян, легко поддавался влиянию. Он – прежде всего словак, потом он уже чех, и только, в-третьих – коммунист! Ян выразился очень деликатно. В подобных случаях мой американский друг Гамильтон Фиш Армстронг обычно говорил: «Я почти люблю этого сукиного сына. Ведь он врёт мне, только когда его вынуждают обстоятельства».

Бедный Клементис! Хотя он и являлся близким другом Готвальда, его арестовали в 1951 году по обвинению в контрреволюции. Могу присягнуть, что физически и морально он был не способен на такого рода активность. Его мужество только проявилось ещё до того, как Советский Союз заставили вступить в войну. В 1939 году Клементис раскритиковал Пакт Риббентропа-Молтова, а в 1940 году осудил нападение Советского Союза на Финляндию.

Когда я пишу эти строки (июнь 1952 года), Клементис, скорее всего, чахнет в какой-нибудь коммунистической чехословацкой тюрьме. Его бывшие коллеги обзывают его предателем и западным агентом. Когда-нибудь они предадут его суду, но пока этого не произошло. Владо Клементис – не единственный чехословацкий коммунист, который уже пострадал или пострадает в будущем от козней злопамятной Москвы.

Подобно каждому жителю Праги, от самого Бенеша до последнего босоного юнца, рассуждавшему о политике и имевшим на этот счёт своё собственное мнение, я тоже пришёл к определённым выводам ещё задолго до окончания моего визита. Я старался воспользоваться всеми доступными неофициальными источниками. Самой приятной и в некотором отношении наиболее полезной стала встреча с семьёй Бубелы.