Робин Локкарт - Моя Европа

(Французский еврей. Вики о нём: "Жак Саду́ль (фр. Jacques Sadoul, 1881 — 21 ноября 1956, Париж) — французский офицер, коммунист. Капитан французской армии, работал в военном министерстве. В сентябре 1917 был назначен атташе при французской военной миссии в Петрограде. Сблизился с большевиками, вступил в РСДРП(б). Выполнял различные функции в советском правительстве во время гражданской войны. В 1918 осуществлял тайную связь между советским (большевистским!) правительством и французскими войсками в Одессе.Принимал участи в работе I и II конгрессов Коминтерна, некоторое время входил в Исполком Коминтерна. В 1919 во Франции заочно приговорен к смертной казни за дезертирство. В 1924 вернулся на родину, где на суде был оправдан по обвинению в дезертирстве, а остальные обвинения были сняты. Работал в коммунистической партии Франции, был корреспондентом Известий. В 1927 награждён орденом Красного Знамени". То есть Садуль вообще работал на большевиков и даже Троцкий ещё успел его наградить. На русском языке переведены воспоминания Садуля: "Записки о большевистской революции". Книга, М. 1990 г. ISBN 5-212-00283-4

Садуль, которого я хорошо знал, начинал свою успешную карьеру юриста помощником адвоката Лабори (Labori), знаменитого защитника по делу Дрейфуса, а затем увлёкся социалистическими идеями и перешёл в политику. С началом войны Садуль стал офицером, и Альберт Томас (Французский криптоеврей, министр вооружений. http://en.wikipedia.org/wiki/Albert_Thomas_%28minister%29). направил его в Россию.

Убеждённый марксист, Садуль быстро сошёлся с Троцким, от которого он получал кое-какие полезные концессии, а Ноуленс, французский посол, презрительно отказывался их принимать. Позже, когда Ноуленс (Noulens) лишил его возможности обмениваться с Альбертом Томасом секретными телеграммами, в то время единственным способом общения с внешним миром, Садоул озлоблялся всё больше и больше. Поэтому меня не удивило, что, возвратившись во Францию, Садоул вступил в ряды французской коммунистической партии. Помимо него Французскую Военную Миссию представляли ещё Ренэ Марчанд (Rene Marchand) и Пьер Паскаль (Pierre Pascal), которые, раздражённые вечно вспыльчивым Ноуленсом, присоединились к коммунистам. Со временем они оба избавились от своих заблуждений, и Пьер Паскаль сейчас является профессором в Сорбонне и преподаёт русский язык. А в те дни некоторые послы и сотрудники иностранных миссий обратили в коммунистов больше народу, чем самые лучшие коммунистические миссионеры.

Что касается Британской Миссии, нас осталось только трое, и после отъезда членов Британского Посольства, 16 марта 1918 года мы вместе с Троцким отправились из Петрограда в Москву. (Как закадычные друзья. Прим. ред,) Сегодня в живых остался только я один. Вилл Хикс (Will Hicks), мой главный помощник и надёжный товарищ, умер в Берлине в 1930 году. Денис Гарстин (Denis Garstin), молодой офицер и убеждённый противник интервенции, в июле был отозван Военным Департаментом и переведён в Архангельск, где несколько недель спустя его убили те люди, с которыми он пытался найти взаимопонимание. (А чтобы сказал бы Локхарт, если бы русские с армией и пулемётами высадились бы в Англии, чтобы, как выразился Локхарт, "найти взаимопонимание"? Прим. ред.)

С неприятным осадком в душе я возвращался в Англию. В присутствии других пассажиров парохода посланник короля набросился на меня с упрёками и громогласно заявил, что исключительно по моей вине большевики всё ещё удерживаются у власти. Сначала выступая против интервенции и затем, стараясь честно следовать такой непоследовательной политики Британского правительства, я, если так можно выразиться, потерял равновесие и упал. Сторонники интервенции считали меня глупым молодым романтиком, спутавшим их карты. Противники интервенции видели во мне пустоголового беспринципного карьериста. А многие мои друзья, не имевшие ни малейшего понятия о событиях в далёкой России, превозносили меня как бесстрашного секретного агента, доведённого до отчаяния. Эта версия стала самой популярной. Моя романтическая история с Мурой только подлила масла в огонь. Ещё задолго до возвращения начали циркулировать разные слухи, сутью которых было то, что я оказался заколдованным чарами какой-то неотразимой большевистской шпионки.

В то время я сильно расстраивался и почти утратил полную веру в себя. Но сейчас те переживания кажутся такими незначительными и очень далёкими, хотя иногда я и задаюсь вопросом о ходе истории, не будь интервенции. Теперь я понимаю, что оказался лишь маленькой щепкой, брошенной случайно и – к счастью – в водоворот, который во имя так называемого прогресса унёс миллионы человеческих жизней. Этот прогресс выражается в строительстве высоких зданий, современных фабрик и заводов, разветвлённой сети каналов и грандиозных электростанций. Происходит, иными словами, американизация России. Но эти достижения не принесли русским людям настоящей свободы. Гражданские права ещё более ограничены чем при Николае Втором, но говорить об этом запрещено. На самом деле, в Советском Союзе процветает только привилегированный класс правящей верхушки как и во времена Петра Первого, а русский народ брошен на произвол судьбы. Число умерших и погибших на ударных советских стройках сравнимо только с числом жертв, принесённым при строительстве Петербурга. Поражает разительный контраст между сегодняшними вождями страны и теми людьми, которые совершили Октябрьскую революцию. Навсегда улетучился тот высокий идеализм, который в 1917 и 1918 годах вдохновил большевиков и увлёк за собой народные массы, вовлекая даже иностранцев, оказавшихся в то время в России, в надежде на построение лучшего общества. Как и многие другие, я загорелся мыслью пожертвовать собой и пренебречь собственными амбициями во имя светлых революционных идеалов. В контрреволюции Сталина я вижу много страшного, но мало привлекательного.