Анатолий Куликов - Тяжелые звезды

В Айгурский из Сухуми приехал погостить мамин брат — Дмитрий Гаврилович Супрунов, которого мы все величали дядей Митей.

Много лет тому назад, еще до войны, вместе со своей женой Марфой он перебрался в Абхазию. На фронт он не попал из-за тяжелой болезни. Работал скромным бухгалтером в одной из строительных организаций.

Не имевший собственных детей, дядя Митя очень быстро со мной подружился. Предложил моим родителям: «В этом году Толику идти в первый класс. Важно, чтобы ребенок учился в городской школе. Пусть он останется в Сухуми. Поможет нам с Марфой, а заодно получит хорошее образование. У вас еще есть ребята, а у нас с женой — никого…» Отец отрезал: «Нет!» Насилу дядя Митя его уговорил, чтобы я с мамой, которая приходилась Дмитрию Гавриловичу родной сестрой, поехал в Сухуми на лето. Доводы были убедительными: «Толик будет купаться, а Маша подлечит сердце…»

Это наше путешествие в Абхазию закончилось тем, что дядя Митя все-таки упросил сестру хотя бы на один год оставить меня в Сухуми. Там я пошел в первый класс, а мама вернулась домой.

Вернувшийся из рейса отец сразу спросил: «Где Толик?» «Я его оставила у Дмитрия», — ответила мама. Отец сначала не поверил. Думал, что мама шутит. Но, видимо, предчувствие какой-то опасности подняло его на ноги. Он пошел искать меня. Заглядывал под кровати: «Толик, ты где?..» Выбежал во двор, звал меня: «Сынок, отзовись…» Когда наконец понял, что меня нет дома, вернулся в комнату и сказал маме грозным голосом: «Иди хоть пешком! Бери палку и иди за сыном!»

Насилу его отговорили.

Через год я вернулся домой. В последующем еще два или три раза предпринимались попытки вернуть меня в Абхазию, но отец всякий раз просто становился горой: «Пусть ездит на каникулах. Пусть помогает. Но я не хочу, чтобы сын уезжал из семьи!»

Много лет спустя он очень гордился, что у него, рядового солдата, сын стал офицером. «Мой сын уже капитан… Мой сын уже полковник… Мой сын уже генерал-майор…» — сообщал он друзьям всякий раз, когда меня повышали в звании.

Я рано сел за руль автомобиля. Еще тогда, когда мои ноги не доставали до педалей. Конечно, отец выжимал сцепление, газовал и переключал скорости, но по ровной степной дороге я вел грузовик самостоятельно. Позднее, лет в одиннадцать-двенадцать, я мог управиться с полуторкой и без его помощи.

Течение мальчишеского времени можно было измерять периодами, когда у отца, совхозного шофера, появлялась новая рабочая машина. Сначала это была полуторка, потом ГАЗ-51, ЗИС-150, УРАЛ-ЗИС. На фронте отец водил разные машины: лендлизовские «студебеккеры», «форды» и советский ЗИС-5. Вот этот — «зисовский» — грузовик он считал лучшей машиной Великой Отечественной войны.

Человек он был работящий и очень известный в округе. Во время уборки урожая вывозил от комбайна на элеватор по 90–100 тонн зерна. Далеко не каждому это было по силам. «Теперь так не работают», — сказал мне однажды шофер Иван Соболев, который в те годы работал в комсомольско-молодежной бригаде, которую возглавлял на правах старшего и опытного товарища мой шестидесятилетний отец.

Крестьянский труд — тяжелый, надрывный. Но ни роптания, ни резкого слова не слышали мы от отца даже тогда, когда, вернувшись из дальнего рейса, он получал новое задание. Приходил человек из конторы и сообщал: «Сергей Павлович, надо ехать!..» Мать собирала котомку с продуктами и отец молча уходил. Помню буранные, студеные зимы пятидесятых годов, когда начали вымерзать совхозные отары. Отец пропадал на работе неделями: возил корма через снежные заносы.

Вот эта отцовская безотказность казалась мне совершенно нормальной. Каждый из нас, мальчишек, очень быстро привыкал к тому, что страда — это время черноземной крестьянской отваги. От того, как ты вел себя во время сева и уборки, зависела репутация не только сельского работяги, но и сельского подростка. Напомню, что бывший генеральный секретарь ЦК КПСС и первый президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев, выросший в одном из соседних районов — Красногвардейском, — будучи школьником, заслужил на уборке урожая орден Трудового Красного Знамени.

Освоившись за рулем отцовской машины, в 15–16 лет я уже возил зерно от комбайна на ток. Вся сложность состояла в том, чтобы уровнять скорости машины и комбайна во время выгрузки зерна на ходу. Позднее мне могли поручить и более сложную работу — например, выгрузку силоса. Тут надо было довольно энергично действовать рычагами и педалями, чтобы тяжелую машину не потащило в силосную яму.