«Позади наших позиций, на перекрестке дорог, стоял двухэтажный дом с разбитой крышей. Туда накануне Нового года угодил снаряд, но кирпичная пристройка к дому была цела. Ее-то, за неимением поблизости лучшего помещения, и выбрал комбат для проведения праздника.
Над головами грохочет канонада. В любую минуту мина, снаряд могут пробить потолок, но праздничное настроение отгоняло эти мысли. За столом мы сидим, можно сказать, нарядные, потому как оттерли грязь на фуфайках и брюках. Старшина Михайлюк хлопочет у стола, расставляя закуски. Чего тут только нет: и котлеты, и оладьи, и жареная картошка с подливом, и яйца, и моченые яблоки, и варенье. А во главе войска закусок — венгерская цуйка и вино.
Комбат объявляет о начале торжественного вечера. Майор Морозов поздравляет нас, вручает награды, желает и впредь бесстрашно гнать врага до самой его берлоги.
Затем выступил заместитель командира полка майор Кузьмин-Герасимов. Он тоже поздравил, но и не умолчал о наших недостатках.
Бокалы поднимали за непобедимую Советскую Армию, за стойкий русский народ, за наших орденоносцев и за тех, кто погиб в боях за Родину.
А потом Кизим растянул меха своей походной спутницы — гармони — и пошла пляска. Открыл ее нижнетагилец Сизов. Его уральская плясовая хватка зажгла всех. Только стены ходуном ходили!
В этот вечер мы много пели и пили умеренно. Старшина Михайлюк строго следил за слабыми по этой части».
В период боев неотложные партийные и комсомольские дела решались прямо в окопах. «Перед большими сражениями поступали заявления о приеме в партию. В них обычно писали: «Желаю связать свою жизнь с нашей партией, вместе с ней нести ответственность за судьбу Родины. Хочу в бой идти коммунистом», — вспоминает Лутфей Сафиевич Фазлутдинов, который сам вступил в партию накануне решающих боев на Курской дуге, а уже в октябре 1944 года был выбран парторгом 1844-го полка.
Когда стояли в обороне, проводили плановые занятия, партийные и комсомольские собрания, заседания актива и конференции. Первое комсомольское собрание, которое провел комсорг батареи Нежурин на чехословацкой земле, было посвящено дружбе с братским народом. Оно состоялось вскоре после встречи Нового года. Стены помещения вздрагивали от артналета, а с уст комсорга слетали, может, не всегда гладкие, но проникновенные слова о родстве и взаимопомощи русских и чехов.
Сразу после собрания Василий сменил постового у орудия. Стоя по пояс в окопе над разведенным на его дне костерком (зима лютовала), комсорг снова и снова вспоминал свое выступление, лица слушателей и пытался оценить себя критически, как бы со стороны.
На следующей стоянке проводилось очередное комсомольское собрание полка. Люди шли на него весело, шумно. В большом сарае, вокруг стола, уселись на припасенные стулья и лавки. Присутствовали командир полка Морозов, его заместитель Таран. Открыл собрание комсорг полка Черновол.
Из воспоминаний В. Нежурина:
«Выбирали президиум. Председателем выпала честь быть мне. Я встал и увидел, что огромный сарай полон. Ко мне были обращены лица моих боевых товарищей. Вид бравый. Лихо нахлобученные шапки, ремни, на груди — автоматы. Они форсировали Днепр. Выстояли против могучих фашистских танков. Они умирали, но не отходили без приказа… А вон сидят рядом мои земляки: Черкашин, Съедин, Перелыгин, Кучеров, Матвейченко, Филатов, Панкевич, Белый, Кругляков и другие. Не все из них вернутся в родной Белгород, но те, кто останутся в живых, возвратятся героями.
На повестке дня — два вопроса: итоги работы комсомольских организаций в боевой и политической подготовке и задачи комсомольской организации на ближайший период; прием в члены комсомола рядового Зуева.
По первому вопросу выступил командир полка коммунист Герой Советского Союза майор Морозов. Он еще не начал говорить, а в «зале» раздались аплодисменты. Комполка выступал редко, но метко. К тому же солдаты любили его.
Морозов начал с шутки, однако говорил о недостатках. «Хвалиться нет смысла, — сказал он. — О хорошем у нас пусть скажут другие, со стороны». Он указал на недостаточность подготовки младших командиров, о небрежности в оборудовании позиций, в отношении к технике.
И пошло-поехало! В прениях выступали так активно, что пришлось ограничивать время. Особенно критически говорил Черкашин — о моральном облике солдата. Назвал конкретного человека и сказал, что нужно обратить на него серьезное внимание, ибо в бою этот боец может стать причиной гибели товарищей.
Читать дальше