Новик Константинович - Образ и личность Ломоносова

Через сто лет было образно сказано: “У кого достало <���бы> творческой силы оббить и сделать восприимчивым такой грубый и неподатливый материал, какой представлял из себя Русский <���книжный> язык во время Ломоносова…” (И. С. Аксаков). Ломоносов к радости своей открыл, что русский разговорный язык, которым общались, шутили и бранились его окружающие, обладает всем тем богатством, что необходим для свободного выражения самых сложных мыслей. И он имел отвагу начать писать этой разговорной речью. И читатель был поражен красотами и гибкостью того самого языка, которым он повседневно пользовался в быту. Невозможно переоценить важнейшую роль выразительной силы языка Ломоносова. Известно, что “Слова в России — больше, чем слова” (Н. В. Карлов), что “словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести” (В. С. Шефнер).

И мощное оружие СЛОВА было использовано для возвеличивания России.

Призыв, обращенный к чувствам русского народа, должен был помочь освободиться от векового сознания собственной отсталости, собственной ущербности перед этими “немцами”. Это в Москве, в слободе Кукуе на Яузе, они жили в некоторой культурной изоляции. Здесь же, в Питере — вот они, перед глазами. Они и умнее, и развитее в быту, в костюмах, в обычаях, привычках, нравах и трудовых навыках, они прилежно несут в страну науку, несут в страну промышленность, несут военное искусство и вооружение. Но они — ПРИШЛЫЕ, ЧУЖИЕ, со своими опрятными домиками и “тощими немецкими душами”. И Ломоносов непрерывно обращается (опустим цитаты) к национальной гордости россиян: и язык наш лучше всех, и история богаче всех, и Сибирь, что мы насквозь прошли (до Аляски досягнули), — самая богатая, и вера самая правильная, и военные победы наши неисчислимы… Нам ли сомневаться, что и в науке, как завещано Великим Петром, россияне возобладают. Этих слов ждали, и они были восприняты названным тончайшим, но влиятельным слоем просвещённого населения.

На кончину Ломоносова откликнулись эпитафиями весьма многие лица, далеко отстоящие друг от друга на общественной лестнице. Среди них были и профессиональные поэты А. П. Сумароков и И. Ф. Богданович, и граф Андрей Шувалов, будущий соавтор “Антидота”, певчий придворной капеллы И. К. Голеневский и скромный учитель английского языка Сухопутного Кадетского Корпуса Л. И. Сичкарев (1741–1809), оплативший издание из своих скудных средств:

Не менее выразительна строфа, принадлежащая перу Н. Н. Поповского, написанная при жизни Ломоносова:

Таково было мнение просвещённого общества.

Но и церковь по праву могла считать его своим воспитанником и гордиться им, затмившим Феофана Прокоповича. Он вышел из её недр и, несмотря на некоторую фронду и молодечество (“Гимн бороде”), стоял на защите православия всем своим авторитетом.

В 1757 году выходит “Собрание разных сочинений в стихах и в прозе… Михайла Ломоносова”, открывающееся предисловием “О пользе книг церьковных в российском языке” с беспрекословным утверждением: “..Российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку неподвержен утвердится, коль долго церковь Российская славословием Божиим на Славенском языке украшаться будет”. Стоит ли обсуждать, на чьей стороне используется это имя в многовековом вопросе о переводе церковных служб на русский язык? Великолепным ломоносовским слогом были написаны “пре-ложения” семи псалмов, ода на темы ряда глав из Иова, и все это размещено на первых страницах прижизненного издания. Сочинения весьма активно были востребованы читающей публикой, как духовной, так и светской. Не сомневаясь в существовании Творца и будучи твёрдым в вере, Ломоносов, полагая наличие атмосферы на Венере, считал нужным высказаться о веровании возможных на ней живых существ. Не будем комментировать, согласимся с неординарностью мысли.