Олег Куваев - Избранное. Том 3 - Никогда не хочется ставить точку

1. Нет автора Г. Б. Жилинского, лауреата Ленинской премии. Есть автор Герман Жилинский. Такова литературная этика.

2. Вводная глава мне представляется просто нескромной. Избави бог, я не собираюсь умалять Ваших заслуг. Но это за Вас должен сказать кто то другой. Он же и скажет р том, что Вы лауреат Ленинской премии и член корреспондент к тому же. Вы упоминаете Э. Кренкеля. Но прочтите его книгу "КАЕМ — мои позывные" — как скромно, с какой даже иронией по отношению к себе она написана. А ведь слава Кренкеля, будем прямы, больше Вашей! Послушайте моего совета, отрешитесь от эгоцентризма (я его сразу заметил в. Вас при первой же встрече) и попросите эту главку написать кого то другого. С фамилией, званием, именем. Будет гораздо лучше.

Когда Вы, к примеру, пишете о трудностях не своих, а Р. Даутова — Вы пишете просто прекрасную прозу, ее читаешь взахлеб. Но когда человек слишком много пишет о трудностях, лично им пережитых, — это утомляет читателя и снижает ценность книги. Единственный из известных мне путешественников, кто мог это делать, — это Т. Федосеев. Он описывал им же пережитые трудности блестяще.

3. Да имейте же Вы совесть с этой охотой! В наши то дни, когда около каждого зайца чуть не охрану ставь. Вы с упоением описываете через каждые двадцать страниц "оче

редного медведя". Знаете, я охотился на медведей. И убивал в одиночку и белых", и бурых, и таежных. Я не считаю это "жутким спортом". У Вас винтовка или ружье с пулей, а зверь, он всего навсего зверь и есть. Неравная борьба, и хвастаться тут нечем. Я вот вспоминаю убитых мною двух мишек на Омолоне. Как им не хотелось умирать! Мне стыдно и жалко их до бессонницы. Учтите, что книгу Вашу разгромят именно за эту Вашу "медвежью болезнь" (не в простонародном смысле этого термина). Советую убрать все эти сцены.

Ну и в заключение. Книга, я считаю, очень нужная, и, думаю, Вы с редактором разберетесь, что в ней оставить, что взять. Я прочел ее и понял, как правильно я поступил, что не взялся описывать документальную историю чукотского золота — это надо делать Вам.

О рецензии на мой роман не ломайте голову. На него уж столько вышло рецензий и в "Правде", и в "Комсомольской правде", и в "Литературной газете", и в толстых и тонких журналах, что уж больше и не стоит. Я вышлю Вам "подарочный" экземпляр книги, как только она выйдет. "Роман газета" выходит на днях (№ 3), но это не книга. Ну и желаю, чтобы мы летом встретились на АлаЗее. И напоминаю, что за Вами — казахстанские камушки, — сами Вы предложили, вот и напомйнанг.

За довольно резкий тон критики не обижайтесь, Герман Борисович. В делах литературных я мягкости не признаю. (Эх, кстати, прекрасное место у Вас, как Вы вправляли себе грыжу, стоя вверх ногами. Написано вроде мимоходом — посему и впечатляет).

х С искренним уважением Ваш О. Куваев.

Я не понял Ваших сомнений по последней главе. Все, мне кажется, на уровне.

2 4 апреля 1975

Дорогой Герман Борисович!

Во первых, спасибо Вам, что Вы не забываете меня, грешника, и не обижайтесь на меня за довольно резкий тон письма по поводу рукописи. Герман Борисович, поймите, у меня та же цель, что и у Вас—. восстановить справедливость. Я на Вашей стороне и именно поэтому даю совет — вводную "хвастливую" часть сделать руками другого человека. Это гораздо действеннее и этим достигается цель. Кстати, я не знал, что рукопись предназначается для Ма

гаданского издательства, почему то думал, что это для издательства "Мысль". Кстати, если уж речь идёт о Магаданском издательстве, то мой второй упрек, что рукопись не «скоЛько похожа на главу "История исследования" в нормальном геологическом отчете, — отпадает. Для местного издательства так и должно быть: "Никто не забыт и ничто не забыто". О медведях — ну что ж. Я ведь сам свихнутый охотник, в геологоразведочный поступил ради охоты, и все же. Где тотодам к тридцати пяти я настрелялся. И сейчас ружье с со бой таскаю только для того, чтобы подстрелить утку на ужин, а в остальном. пусть они живут, и никакого, ни малейшего геройства, не вижу я в убиении медведя, симпатичного, кстати, зверя. У него и юмор есть и понятие, и добро он чувствует. Самым лучшим моим охотничьим трофеем я считаю фотографию матерого медведя, снятую с десяти метров. Она у меня на стенке висит, и я рад, что этот медведь и сейчас жив, если не попал под пулю очередного супермена С карабином в руках или с патронташем, набитым жаканами. Но надеюсь, что ему (медведю) повезло.

Книга Ваша, я считаю, должна быть издана. Обязательно.