Олег Куваев - Избранное. Том 3 - Никогда не хочется ставить точку

Действительность оказалась, мягко говоря, разочаровывающей. Еще не будучи членом союза, я числился в комиссии по приключенческой литературе. Попал я туда случайно. Но так как приглашения я получал, я ходил на заседания, истово их высиживал. Большего словоблудия, беспредметной говорильни я до этого не встречал в жизни.:

Неизвестно, кем, зачем и когда установлено, что мерилом активности писателя являются его выступления; "перед коллективами", участие в так называемых "писательских десантах". С непреложностью аксиомы можно считать, что свои мысли, идеи, "науку жизни" писатель выкладывает в том, что он пишет. Почему он должен без владения ораторской и актерской техникой выступать перед скучающей аудиторией о творческих планах, а не осуществлять эти творческие планы? Для неграмотного или полуграмотного строителя Днепрогэса, наверное, было важнее видеть рядом "живого писателя", поговорить с ним, чем прочесть его книгу. Так было. Но бог мой! Как изменились времена и как изменился сам строитель нынешних днепрогэсов. Я убежден, что ему гораздо нужнее умно сработанная хорошая книга, чем наша болтовня о творческих планах.

Грустный смех вызывают отчеты об этих коллективных поездках. Там неизменно есть фраза, что они, писатели, встретили там чудесных людей, героев будущих книг.

Печатается по изд.: Сов. Россия. 1988. 12 июля.

Подается это с подтекстом, точно сей писатель прибыл из Гондураса или из какой то дальней и неизвестной страны, а не переехал в соседнюю область своего же собственного государства. Не проще ли было бы без этой замешанной на коньяке показухи прибыть к героям будущих книг просто, без помпы и побыть месячишко другой работягой третьего разряда, подержать в руке гаечный ключик — умения и здоровья хватит на это у каждого. И поездить по этим героям не на обкомовской "Волге", а попроще, в кузове грузовика, с записью в трудовой книжке.

Как печальное следствие всего этого возникают какие то официально не оформленные группы й литературные течения. Я на собственной шкуре испытал, сознание собственной второсортности из за того, что не пишу об истоках народной мудрости, что не "деревенщик". И мне кажется, я вижу процесс деградации деревенской прозы, куда ушли лучшие силы из молодых ребят. Оговоримся: я не касаюсь здесь В. Астафьева и, допустим, В. Белова, которые просто пишут прекрасную прозу, о чем бы они ни писали. Но в общем потоке деревенской прозы мне видится чудовищная параллель. Когда то путешественник Арсень ев встретил гольда Дерсу — человека иной культуры, иного душевного склада, иного мировоззрения. Мне кажется, что многие нынешние "деревенщики".смотрят на собственных отцов и старших братьев, как Арсеньев смотрел на гольда Дерсу. Мне это представляется противоестественным и страшным, как возрождение пресловутого и прекрасно опи. санного русского барства, которое разглядывало пейзан из коляски и хорошо говорило за рюмкой о страданиях и величии души российского народа.

Если ты не числишься в какой то группе, компании — тебя не вредно лягнуть. По моему. в "Литературной России" была статья "Требуется ЧП", где группа авторов. разносила мою вытащенную из забвения повесть "Весенняя охота на гусей". За то, что там люди гибли на трудной работе, за то, что там нет истоков, нет этой пресловутой народности. Я как раз писал о мире, где каждый человек пришлый, где работа трудна и где гибнут. Это не гладко. Но мое поколение выросло и воспитывалось на двух книгах— "Как закалялась сталь" и "Повесть о настоящем человеке". Эти книги можно определить как "непрерывное ЧП", и я не хочу от них отрекаться. И я твердо знаю, что

этот обетованный деревенский житель, простой колхозник гораздо мудрее, сложнее и, если угодно, современнее, чем его "липовый" прототип в потоке "деревенской прозы.

И. получается результат — ты слоняешься по редакци онным коридорам, и тебя не признают, ибо ты не в группе, ибо ты не входишь в какое то магическое число. Рукопись моего романа "Территория" цродежала четыре месяца в журнале "Молодая гвардия". Там даже не прочли, хотя единственный раз в жизни я попросил "походатайствовать" доброго человека Ивана Григорьевича Падерина. И он сделал это, ибо читал рукопись. Не помогло. Нет худа без добра — я попал в редакцию журнала "Наш современник" и вдруг натолкнулся на людей, которые думают не о чиновном величии или сорте "обоймы", в коей я числюсь, а о том, что будет на страницах их журнала. Они со мной не цацкались, по головке не гладили. Мы провели жесткую и бескомпромиссную работу над рукописью.