Сергей Булгаков: Дневник духовный

175

6/19.V.1925

Тайна духовной жизни — в ее неисчерпаемости и всегда новом творчестве. Нам, людям, отягченным заботами века сего, не постигнуть дара отшельничества и пустынножительства, при котором человек живет только в духе, отрешившись от силы внешних впечатлений. И со стороны может казаться, как бедна, пуста и однообразна его жизнь, и дивно, как можно ее выносить. Так же и относительно монастырской жизни, кажется мирянам, что она тягостна именно отсутствием впечатлений. Но так может казаться только до тех пор, пока в собственном духе не забил источник воды живой, бегущей в жизнь вечную, пока не затеплилась утешающая молитва, пока не обрел человек сокровища души своей, в Боге живущей. Возьмите образ дружбы духовной. Разве когда-нибудь истощается ее слово, разве когда-нибудь оскудевает ее радость и утешение? Она таит в себе и раскрывает все новые богатства и, радуясь, изумляется этому богатству. Но всякая человеческая дружба есть только отсвет единой дружбы Бога с человеком, которого Он назвал другом своим («вы друзья Мои»), и союз душ есть образ того, что есть Церковь Христова. Брак есть союз во Христа и во Церковь, союз плоти и духа, но и всякий духовный союз душ, их общение в Боге, совершается во Христа и во Церковь, ибо творится

176

силою Христовой. Мы не верим до конца глаголам Христовым о том, что Он дает воду, текущую в жизнь вечную. А если бы верили, то не дивились бы тому, что в духе своем обретает человек все сокровища, если только этот дух свой обретет, и в нем — дар Святого Духа.

8/21.V.1925

Только любовь дает мудрость, только любовь дает прозорливость, только любовь дает прощение. Любящий получает способность смотреть на другого из него самого. Нас отделяет друг от друга стена себялюбия, своезаботливости, своекорыстия. Наш взор затемняет пристрастность нашего суждения и в%идения, мы всегда, думая и о другом, имеем в виду себя, чувствуем себя, но не его. Надо почувствовать его самого, и тогда откроются очи наши. И опытом любви дается этот опыт мудрости, в%едения другого, близкого своего, друга своего. Бог дает нам это чудо любви, дабы наша жизнь непрестанно обогащалась ею, в Бога богатея. Когда ты испытываешь щемящую тяжесть и сухость на сердце, когда твои пристрастия застилают тебе духовные очи, старайся выйти из себя, молись, слезно молись Господу о любви, о том, о ком болит душа твоя, кем она ранена.

177

И Бог даст тебе в ответ на твою молитву крылья души, растает вся твоя тягость, и ты обретешь радость и блаженство любви. Любовь не ищет своего, она бескорыстна; единственная корысть, которой она хочет, это чтобы благо было ближнему твоему. Если любовь твоя своекорыстна, то она не любовь, в ней еще крепко твое себялюбие. Воспитывайся в любви к любви, неси труд любви, подыми крест любви, и он станет тебе все легче и радостней. В этом и есть тайна и сила креста, сила кротости и смирения Христова, делающих иго благим и бремя легким. Ты увидишь болезнь любви твоей и движение сердца твоего: если оно легко и ясно и радостно, полно радости любви, значит, свободно оно от приражения себялюбия, но если оно омрачено, обижено, значит, оно больн%о, сердце любящее не знает обид, оно не только прощает их, но оно их просто не чувствует. Учись любить, трудись в любви.

10/23.V.1925

Дела праведника идут за ним. После кончины их открываются их святые мощи, они живут в них с нами, делают чудеса, слышат молитвы и любят, любят, сердце их разгорается как пылающий костер и за гранию смерти, и они восходят

178

от славы в славу вечного живота. Но мы — окаянные грешники, ведь и наши смрадные дела идут вслед за нами. Они неизгладимы в книге судеб, но они продолжают дело свое и за гранью человеческой жизни. Они входят в общечеловеческие судьбы, в историю всего человечества, от каждого из нас зависит судьба всего мира, нельзя отстраниться ни от участия, ни от ответственности, и до конца человеческой истории продолжаются наши дела; потому Страшный суд будет одновременно над всем человечеством, и каждый прожил жизнь всего человечества, каждый из сынов Адама есть весь этот ветхий Адам. И не только то, что мы сделали, хорошо или плохо, но чего не сделали или недоделали, от этого зависят судьбы всего человеческого рода в его истории, и мы продолжаем жить этой жизнью и за гранью смерти. Вот почему предварительный суд по смерти есть суд нас в нас и нашей непосредственной среде, но последний суд есть суд нас во всем и со всеми. Если бы у нас была серьезность в каждом часе жизни сознавать, что он принадлежит всем, хотя и вверен нам, мы не имели бы способности так терять время жизни, не чтить его, но иждивать в лености. Потому так страшен час суда Господня, так изнемогает в трепете пред ним душа, что не только все на нем раскроется всем, но и нам самим раскроется жизнь наша во всей ее силе и немощи, во всем объеме своем, и будем мы