Во многом благодаря Принни период регентства стал золотым веком политической карикатуры, беспощадно высмеивавшей его излишества. При тогдашнем весьма смутном понятии о клевете и отсутствии внятных законов на сей счет, все и вся могло стать предметом насмешки. Но карикатуристы вели честную игру: например, знаменитые Томас Роуландсон и Джеймс Гиллрей (они были близкими друзьями) не просто развлекали публику, но пытались влиять на общественное мнение и призывали к социальной справедливости, разоблачая политиков и продажных судей. В их рисунках, как и в жизни, контраст между роскошью богатых и убожеством бедных разителен. Светские дамы щеголяли нарядами и драгоценностями на балах, денди проводили дни в лондонских клубах, а рабочий люд все громче заявлял о необходимости политических и социальных реформ.
Когда Дойлы перебрались в Лондон, период регентства уже закончился. В Дублине молодой Джон Дойл обзавелся влиятельными знакомыми. Среди них были, например, маркиз Слиго, генерал сэр Эдвард Керрисон и граф Талбот, вице-король Ирландии. Но в Лондоне Дойл почти никого не знал. Одной из первых его работ стала серия рисунков “Жизнь скаковой лошади”, которые он создал, побывав на ипподроме в Ньюмаркете. После чего начал писать портреты выдающихся современников, большей частью по памяти. Успех ему принес портрет герцога Йоркского верхом на коне.
Но вскоре Дойл понял, что прокормить все разрастающуюся семью — Джеймс Уильям Эдмунд родился в 1822-м, а два года спустя Ричард — одними портретами невозможно. А поскольку карикатуры были очень популярны и востребованы газетами и журналами, то к этому жанру он и решил обратиться. Он начал ходить в парламент на открытые заседания палаты общин, непременно с блокнотом, и к 1827 году уже вовсю продавал карикатуры в разные издания, в первую очередь “Таймс”.
Его техника была совсем иной, чем у карикатуристов времен регентства, которые работали в резкой, часто вульгарной манере. Пародии Дойла были изящны, отлично прорисованы, высмеивали политиков и дельцов умно, никогда не опускаясь до грубой пошлости. Избегая политических пристрастий, Дойл занял позицию развлекающегося наблюдателя. Остро подмечая слабости политических и общественных деятелей, он посмеивался, но не язвил. Его скетчи были забавны, но лишены злости и уродливого гротеска. Проще говоря, он не нажил себе ни одного врага. “Мой дед, — уверял Артур Конан Дойл много лет спустя, — был джентльмен и рисовал джентльменов для джентльменов, и сатира его заключалась не в том, чтобы искажать лица, а в остроумном сюжете”.
Рисунки Дойла и сегодня считаются нагляднейшими свидетельствами того, как выглядели и вели себя знаменитости того времени. Свои работы он подписывал латинскими “Н. В.” и ревностно следил за соблюдением анонимности: он настаивал, чтобы его имя ни в коем случае не всплыло в печати, и отвозил заказы издателям в крытом экипаже, дабы никто не мог его выследить. И в салонах вскоре стали гадать, кто же так мастерски и так утонченно изображает государственных деятелей и светскую публику.
В семье Дойл бытовало предание: когда выходил очередной выпуск литографий за подписью Н. В., вокруг редакции собирались толпы народа, а по ближайшим улицам было не проехать из-за скопища карет и экипажей. В июле 1831-го Томас Маколей, только что избранный в парламент, писал сестре, что, ожидая приема у премьер-министра графа Чарльза Грея на Даунинг-стрит, 10, он прекрасно провел время, рассматривая карикатуры Н. В. — в приемной лежали две папки с его работами. “На каждом листе был граф Грей. Я здорово повеселился. Разумеется, я и раньше видел карикатуры Н. В., но тут мне попались совсем новые, все просто превосходные”.
Пренебрежение славой и нежелание раскрыть свое авторство привели к тому, что Дойл был куда менее известен, чем многие его современники. Вот что пишет о нем историк Д. М. Тревельян: “Этот художник оставил потомкам яркие, точные и забавные документы, в которых живо отражены виднейшие фигуры той великой эпохи”. А газета “Морнинг пост” утверждала, что к 1830 году карикатуры Н. В. перешли из разряда “предметов роскоши” в разряд “предметов первой необходимости”. Около шестисот листов графики Джона Дойла, посвященных ранним годам царствования королевы Виктории, сегодня хранятся в Британском музее.
В 1833-м супруги Дойл с детьми переехали на Кембридж-террас, 17 в большой удобный дом. Эта улица, обсаженная деревьями, расположена к северу от Гайд-парка. К тому времени к Аннет, Джеймсу и Ричарду прибавились Генри Эдвард (1827), Фрэнсис (1829), Аделаида (1831) и Чарльз (1832).
Читать дальше