Владимир Познер - Прощание с иллюзиями

В России не было ничего похожего. Более того, для меня очевидно нежелание советского руководства занимать ясную и твердую позицию относительно растущей волны русского фашизма (исключением является Александр Николаевич Яковлев, человек уникальных моральных принципов). Что до Горбачева, то он ходит вокруг да около, впрочем, это и не удивительно. Михаила Сергеевича отличает стремление сидеть одновременно на двух стульях. Однако даже Ельцин, человек, славящийся своей прямотой, отказывается говорить на эту тему. Не забыть мне того дня, когда я отправился брать у Бориса Николаевича интервью для Гостелерадио СССР. Это было накануне выборов Председателя Президиума Совета народных депутатов Российской Федерации — баллотировались, помимо Ельцина, два кандидата: бывший Председатель Совета Министров СССР Рыжков и директор завода ЗИЛ, чью фамилию я запамятовал. Ельцин был тогда заместителем председателя Госстроя, находился в опале, власти всячески пытались опорочить его. Он блестяще ответил на мои вопросы, настолько, что интервью запретили (кассету потом кто-то выкрал, и интервью было показано в Ленинграде и в Свердловске).

Буквально через несколько дней после этого у меня дома раздался телефонный звонок.

— Слушаю.

— Владимир Владимирович?

— Да, это я.

— Добрый вечер. Ельцин говорит.

— Добрый вечер, Борис Николаевич. — Я был сильно удивлен.

— Владимир Владимирович, вы в курсе того, что выкрали наше с вами интервью и показали его в Свердловске и Ленинграде?

— Нет, не в курсе.

— У вас не будет неприятностей?

— Да не думаю. Ведь не я выкрал…

— Хорошо. Но если что — позвоните мне, я прикрою вас…

Я вспомнил об этом и хотел бы сказать, что обычно люди, находящиеся на самом верху, очень быстро забывают о тех, кто хоть как-то помог им в этом. Звонок Ельцина мне несомненно говорит в его пользу.

Во время интервью я спросил Ельцина о том, как он относится к таким «патриотическим» организациям, как «Память». Он ответил, что следовало ожидать роста националистических настроений и быть готовым к ним.

— Борис Николаевич, — уточнил я, — я хотел услышать ваше личное мнение о подобных группах и организациях.

Ельцин вновь ушел от ответа и, насупив брови, процедил:

— По крайней мере, уходить с Мавзолея — не тот метод, которым надо пользоваться.

Этим он «вставил» Горбачеву за то, что тот демонстративно покинул трибуну Мавзолея во время первомайского парада и демонстрации, когда по Красной площади прошла группа слегка подвыпивших националистов, оравших в его адрес всякого рода оскорбления.

Когда интервью завершилось, Ельцин похлопал меня по плечу и, улыбнувшись своей фирменной хитрой улыбкой, делавшей его похожим на булгаковского кота Бегемота, сказал:

— Я понимаю, почему вы спрашивали о «Памяти», но сейчас еще не время отвечать.

Не время? Другими словами, «Память» — политическая сила, с которой приходится считаться, сила, которой Ельцин хочет воспользоваться в собственных политических целях? Понятно, политика — дело грязное, но разве необходимо залезать в эту грязь по самую макушку?..

Совсем недавно участвовавшему в ток-шоу председателю КГБ СССР и члену Президентского Совета В.А. Крючкову задали тот же вопрос — мол, что думает он о «Памяти» и подобных организациях? Его ответ многих потряс.

— «Память», — сказал он, — имеет целый ряд положительных аспектов, среди его членов есть преданные патриоты России, которые уже совершили и продолжают совершать замечательные дела.

— Например? — спросил ведущий.

Товарищ Крючков решил не нагружать нас излишними подробностями.

— А как насчет некоторых других членов , как насчет не столь положительных аспектов?

Главный гэбэшник страны скромно промолчал.

На этом заканчиваю разговор о тех событиях, которые подтолкнули меня к написанию послесловия…

— Когда я, девятнадцатилетний идеалист, приехал в СССР в декабре 1952 года, это было государство, общество, не знавшее себе равного по несоответствию между тем, что официально заявлялось, писалось, вещалось и распространялось средствами массовой информации, и тяжелой, чтобы не сказать ужасной, реальностью каждодневного существования. Однако большинство предпочитало верить своим ушам, нежели глазам. Герой этого анекдота все-таки отдает себе отчет в том, что между услышанным и увиденным есть противоречие. Но большинство его сограждан — я даже рискну сказать, подавляющее большинство, — закрывали глаза, чтобы не видеть. И продолжают жить с плотно закрытыми глазами. Отчего?