Лев Филатов - Обо всем по порядку - Репортаж о репортаже

...Если бы мне, как и год назад, не доверили итого­вых заметок после окончания чемпионата. И вот как они выглядели.

«Позавчера мы собрались на «Динамо». Сильный ветер гнал на восток полотнища спортивных флагов. То и дело принимался идти дождь. Мы сидели в тем­ных осенних пальто, под зонтами, под дождевыми накидками. Менее предусмотрительные укрывали го­ловы газетами. Из тоннеля вышли судьи и заметно быстрее, чем обычно, зашагали к центру поля. От пронизывающего холода и судей, и игроков, и нас, сидящих на скамьях, мог избавить только свисток к началу игры. Начиналась последняя, 156-я встреча на первенство страны».

Начато как будто складно, и пейзаж и настроение.

«Осталось сказать, кто такие мы. Мы — это, разу­меется, болельщики».

Вот те на! Итоговые заметки о чемпионате от лица болельщика? Вообще говоря, допустимо, если сопро­водить рубрикой «Глазами зрителя». Но ведь стоит подпись журналиста, уже не раз писавшего в газете на футбольные темы. Смешение жанров ничего хорошего не обещает.

«Спартаковцы за игру рукой одного из железнодо­рожников получают право на 11-метровый удар. Капи­тан команды, заслуженный мастер спорта Симонян, тщательно устанавливает мяч на белом кружке. Ото­шел, разбежался, ударил... Откройте глаза, болельщи­ки «Локомотива»! Гола нет! Симонян послал мяч так- слабо и неуверенно, что вратарь Грачев легко его парировал!»

Ну, еще куда ни шло, хотя можно было обойтись без нагнетания — капитан, заслуженный мастер спор­та, три восклицательных знака.

Но дальше?!

«Разве кто-нибудь мешал Симоняну точно ударить с одиннадцати метров? Нет, ему мешало неумение. Скажем точнее, Симонян разучился бить по воротам. Если за прошлый сезон он забил 29 голов, то в нынеш­нем лишь 8. Должно быть, многие помнят, как бес­помощно пробил Симонян по воротам, оказавшись в нескольких шагах перед Яшиным в игре второго круга чемпионата между столичными командами «Ди­намо» и «Спартак». А ведь это была встреча лидеров, во многом решившая, кому быть чемпионом. О Симоняне следовало поговорить не только потому, что он не забил 11-метровый (что, кстати говоря, считает для себя позором любой футболист дворовой команды). За последние годы у нас как-то перевелись центральные нападающие. Симонян играет «девятку» в составе сборной Союза. Вообще говоря, право на это место у него есть, ибо в недавнем прошлом он был самым результативным нападающим. Казалось бы, видя свою «незаменимость», Симонян должен был проник­нуться особой ответственностью и совершенствовать мастерство, а он его за этот сезон, наоборот, рас­терял...»

Хоть стой, хоть падай. И сказать нечего. Разве что принести извинения Никите Павловичу Симоняну. Лу­чше поздно, чем никогда. Познакомились мы с ним, если не ошибаюсь, в дни шведского чемпионата мира, четыре года спустя после этих заметок. Ни разу он о них не вспомнил, но, зная его, не сомневаюсь, что, читая, был оскорблен. Да и как было не оскорбиться ему, первоклассному центрфорварду?!

Не могу понять себя — поклонника дарования Симоняна,— прекрасно знавшего, как многим обязан ему и наш футбол, и «Спартак». Злую шутку сыграл со мной глупый, темный болелыцицкий перехлест, ко­торый не сумел в себе подавить. Готов предположить, что в тот момент пыжился и гордился тем, какой я лихой рубака. И ведь нашлись, наверное, среди чита­телей-болельщиков такие, кто потирал руки от удо­вольствия: «Поделом врезали!».

Тут и другой вопрос: «Почему напечатали, не оста­новили, позволили автору распоясаться?»

Пишу и думаю: «А что, если кто-то из сегодняшних читателей отвергнет мою самокритику?» И представ­ляю доводы этого читателя: «Зря автор отказывается от своих слов, нечего церемониться с мастерами, их надо держать в страхе, чтобы играли как следует, а то вечно пресса замалчивает да милует, вот они и мажут. Журналист врезал, как полагается, а теперь одумался и кается».

Репортеру легче легкого даются резкости, если он мало знает, лишен чувства справедливости, хватается за оружие в гневе и досаде. Футбольное зрелище из сильнодействующих, оно будоражит чувства. Не раз бывало, сидя на каком-то матче, возбужденный, как вскипающее молоко, я решал, что камня на камне не оставлю от позорно проигрывающей команды, выведу на чистую воду судью, прозевавшего офсайд, пропесо­чу тренера с его трусливым планом, ткну носом знаме­нитостей в их ученические ляпы. Все эти зароки я давал про себя, молча, сжимая кулаки и смиряя дергающиеся колени. Однако предусмотрительно ни товарищам своим по ложе прессы, ни близким знакомым — бо­лельщикам не говорил ни слова. Эмоции — ладно, от них никуда не денешься, это наша слабость, которую надо переломить. И, оказавшись во власти пережива­ний, знал, что возбуждение уляжется, схлынет, все встанет на свои места и за машинку сяду с ясной головой, проигрыш из «позорного» станет объясни­мым, достоинства противника несомненными, ошибки судьи отменит замедленный телеповтор.