Федор Раззаков - Леонид Филатов - голгофа русского интеллигента

В свете всего этого совершенно ясно, что ожидает редакцию «Октября», в каком духе пройдет все его обсуждение в правлении СП РСФСР и какое решение там примут. Пора Ананьева приструнить, а журнал прибрать к рукам, превратив в подголосок «Нашего современника».

Но главный вопрос: как тут быть нам – авторам, читателям и почитателям нынешнего «Октября», который даже публикациями только двух произведений В. Гроссмана сделал неизмеримо больше для понимания русской истории, горькой правды крестьянства, истоков духовной силы народа, чем все, вместе взятые, члены всех расширенных секретариатов правления СП РСФСР?

У нас есть КОНКРЕТНОЕ, ПРАКТИЧЕСКОЕ, ОЧЕНЬ ПРОСТОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. На наш взгляд, это будет самой миролюбивой развязкой, самым естественным выходом из конфликтной ситуации.

Мы считаем, что главный редактор, редколлегия и авторский актив «Октября» сами должны избавить секретариат правления СП РСФСР от мнимой ответственности за все нынешние и все будущие публикации журнала. Для этого нужно всего-навсего снять с обложки указание на то, что «Октябрь» является «органом СП РСФСР», и тем самым журнал выйдет из-под номинального подчинения всем расширенным и нерасширенным секретариатам этой организации, которые не в состоянии трезво отнестись к объективным процессам, ныне происходящим в литературе и в обществе, а также не в состоянии без угроз и судилищ «переварить» публикации Гроссмана, Синявского и даже еще не опубликованные, но объявленные «Октябрем» произведения…

Если бы А. Ананьев, его коллеги и сотрудники приняли такое решение, то это само по себе было бы отрадным событием в истории общества и в истории российской словесности. Поступки нужны ныне, поступки, а не бесконечное отругивание, отвечание и всем изрядно поднадоевшие перебранки.

Мы ожидаем поступка от всего коллектива «Октября». И всячески поможем ему выстоять. И мы уверены в поддержке отечественных читателей, его подписчиков».

Коллектив «Октября» прислушается к этому совету и вскоре выйдет из-под юрисдикции СП РСФСР, став первым в Советском Союзе независимым печатным изданием. После чего продолжит ту линию, которую он занял с начала перестройки: публикацию произведений, которые стали теми бомбами, что в итоге и взорвали страну не в переносном, а в буквальном смысле. Как капля точит камень, эти произведения медленно, но верно пробивали брешь в монолите советского сознания, пороча многие из тех символов, которые долгие годы служили своеобразными маяками всему обществу. Чтобы не быть голословным, приведу лишь некоторые отрывки из тех произведений «Октября», о которых речь шла в упомянутом «письме 31».

А. Терц («Прогулки с Пушкиным»): «Вспомним Гоголя, беспокойно, кошмарно занятого собою, рисовавшего все в превратном свете своего кривого носа. Пушкину не было о чем беспокоиться, Пушкин был достаточно пуст…»

В. Гроссман («Все течет»): «Девятьсот лет просторы России, порождавшие в поверхностном восприятии ощущение душевного размаха, удали и воли, были немой ретортой рабства… Развитие Запада оплодотворялось ростом свободы, а развитие России оплодотворялось ростом рабства… Пора понять отгадчикам России, что одно лишь тысячелетнее рабство создало мистику русской души… Крепостная душа русской души живет и в русской вере, и в русском неверии, и в русском кротком человеколюбии, и в русской бесшабашности, хулиганстве и удали, и в русском скопидомстве и мещанстве, и в русском покорном трудолюбии, и в русской аскетической чистоте, и в русском сверхмошенничестве, и в грозной для врага отваге русских воинов, и в отсутствии человеческого достоинства в русском характере, и в отчаянном бунте русских бунтовщиков, и в исступлении сектантов…»

Все эти сентенции проистекали из давнего тезиса западников о «рабской парадигме русской нации» (той самой «парадигме», которую так любил обсасывать во многих своих спектаклях Юрий Любимов), однако озвучивались отнюдь не для того, чтобы помочь советским людям разобраться со своим прошлым, а наоборот, чтобы еще больше запутать, внести сумятицу в их сознание и в итоге затянуть в орбиту еще более жесточайшего рабства.

Стоит отметить, что крен в русофобию наметился в перестройке еще в самом ее начале, другое дело, что центральная пресса, почти полностью захваченная либералами-западниками, сделала все возможное, чтобы завуалировать этот процес, выдать черное за белое. Например, почти весь 1986 годона только и делала, что обливала грязью фильм Николая Бурляева «Лермонтов», выдавая это дело за «справедливую критику творчески беспомощного произведения». Однако отнюдь не творческие огрехи картины волновали ее критиков. Они были обеспокоены тем, что эта по-настоящему державная картина может задать тон в советском кинематографе, станет тем маяком, который подвигнет и других режиссеров создавать подобные произведения. Именно поэтому «Лермонтов» был атакован будто по команде со страниц практически всех популярных печатных изданий, а также подвергся обструкции с высокой трибуны – на V Съезде Союза кинематографистов СССР. В роли разоблачителя выступил один из новоявленных киношных «р-революционеров-перестройщиков» критик Андрей Плахов. Он, в частности, заявил следующее: