Федор Раззаков - Леонид Филатов - голгофа русского интеллигента

«Мне они не казались „артелью“ – это было полупьяное сообщество в мире театра, постоянно воспроизводящее ситуацию скандала и обструкции по отношению к власти; не будь этих обструкций, половина их общественной славы улетучилась бы…

При этом оставался вопрос: обструкция-то обструкцией – а вот отношения с властью? Это что же за власть такая, вы к ней, якобы, в оппозиции, вы ей все время фиги показываете в кармане – и та же самая власть выстроила оппозиционному театру огромное новое здание? Какая здесь логика? Художники, которые находились в оппозиции, даже внутренней, скрытой, не очень-то получали помещения и главрежство. А тут «оппозиционерам» выстроили этакий огромный театр-ангар, вполне, впрочем, современный, и говорят: «Владейте им, оппозиционеры, – оппозиционеры по отношению к нам!» Какая-то тут была нестыковка. Или власть была хорошей?!

Начались репетиции. Конечно же, фрондирующая часть труппы – состоящая, собственно, из четырех ведущих актеров, – продолжала фрондировать и на репетициях. (В этом спектакле были задействованы следующие «звезды» «Таганки»: Валерий Золотухин, Алла Демидова, Вениамин Смехов, Зинаида Славина, Леонид Филатов, Иван Бортник, Наталья Сайко, Константин Желдин, Юрий Смирнов, Александр Трофимов, Инна Ульянова, Феликс Антипов и др. – Ф.Р.) Демонстрировали, что они свободны: могут приходить на репетиции или не приходить, репетировать или не репетировать либо репетировать и одновременно фрондировать.

На репетициях они предлагали разные штампы из старых спектаклей Любимова: надеть какую-нибудь там резиновую шапочку с дырками, вытащить в эти дырки волосы, – им казалось, что это смешно и содержательно.

Эстетика их была мне чужой. Видимо, так же как и им – художественный мир Эфроса. Казалось бы, тоже условный, поэтический театр, как и у Любимова, – но поэтика у этих режиссеров была принципиально разная. Как объединить «артельность», синеблузовскую резкую манеру с тонким психологизмом Анатолия Васильевича? К тому же они приходили на репетицию или полупьяные, или пьяные. Или не приходили вовсе. На каждую роль было тогда три исполнителя. И если сегодня выстраивалась, допустим, линия Клеща с одним актером, Золотухиным, то на следующий день Золотухин не приходил, а приходил Филатов. И точно так же, со всеми деталями, Эфрос снова три часа терпеливо объяснял ту же десятиминутную сцену, которая репетировалась накануне. А через два дня не приходил Филатов – выходил на сцену третий актер, которому опять с теми же подробностями, терпеливо Анатолий Васильевич показывал тот же рисунок.

Анатолий Васильевич исповедовал терпимость, но и он иногда приходил в отчаяние со всей своей терпимостью и всепрощением. Актер две недели не приходил на репетиции, а потом являлся как ни в чем не бывало. И Эфрос мне говорил: «Знаете, он даже не чувствует вины. Как же так?» Это ему было непонятно, как были непонятны, чужды страх, наушничество, подхалимство. И еще – зависть…

Труппа была неоднородна: одни – талантливы и известны, вторые – «середняки», те, без которых театр не может обойтись. Эти вели себя скромно, достойно и более или менее творчески. И были те, которые обычно почти не участвуют в творческом процессе, так называемая «группа поддержки» – эти уже ничего не затевают, не надеются ни на одного режиссера и ничего для себя не ждут…»

Тем времнем Филатов, живо участвуя во всех таганковских делах, перемежает их с работой в кино, продолжая сниматься в фильме «Успех». С 21 марта по 27 маясъемки проходят в Москве в очень плотном ритме. Только один раз Филатов сорвал съемку, когда 11 маяне смог вырваться из театра на съемочную площадку. Съемки велись на «Мосфильме» (в павильоне № 10 были выстроены декорации театрального зала, актерских гримуборных, общежития и квартиры матери), а также в филиале МХАТа (там снимали фойе театра и закулисье) и в двухкомнатной квартире на постоянно действующей строительной выставке на Фрунзенской набережной (там снимали квартиру Олега Зуева, которого играл Александр Збруев).

В один из тех дней на съемочной площадке побывала корреспондентка журнала «Советский экран» Н. Лазарева, которая так описала увиденное:

«Во дворе филиала МХАТа на скамеечке, уткнувшись в рукопись и скрывая таким образом растерянное и встревоженное лицо, сидит Лариса Удовиченко – по фильму ее зовут Аллой Сабуровой. Ей поручена роль чеховской Нины Заречной в спектакле, который ставит в провинциальном театре заезжий режиссер из Москвы, Геннадий Фетисов. Вот он и сам (Леонид Филатов) стремительно выходит во двор из-за кулис и, направляясь к Алле, начинает полураздраженно объяснять ей смысл сцены, репетиция которой только что завершилась. Завязывается непростой разговор, а камера оператора Валентина Пиганова тем временем фиксирует все происходящее на пленку. Звучит голос Худякова: „Все хорошо! Снято!.. Переходим на сцену…“