Николай Кузьмин - Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо

Поездка по краю закончилась в Хабаровске. В город лишь на днях вошли отряды партизан. Хабаровцы пережили свирепый террор бандита Калмыкова: он расстрелял музыкантов духового оркестра, отказавшихся играть царский гимн, зверски убил сотни советских активистов. Видя неизбежность возмездия, он с тридцатью шестью пудами золота бежал к китайцам в Фугдин.

В соседней комнате стенные часы мерно пробили восемь раз. Едва погас последний удар, Лазо посмотрел в темное окно.

— Однако мы засиделись. Пора… Сакович, я думаю, на месте. Сегодня, сейчас же мы проводим заседание Военного совета. Надо решать. Время не ждет.

Тем же вечером после бурных споров Военный совет проголосовал за план партизанской войны против японцев. Сибирцев сначала колебался и поддерживал точку зрения Саковича. На его окончательное решение подействовала горячая речь Луцкого, легко доказавшего, что для позиционной войны у нас нет достаточной материальной базы и стабильного сложившегося тыла.

Нелегальная работа большевиков должна вестись с таким расчетом, чтобы не бросать и тени подозрения на Военный совет. Штаб по подготовке к обороне зашифровали двумя буквами: «ПШ». Возглавил его Ильюхов. Во все районы Приморья — на Сучан, в Никольск-Уссурийский и Спасск, на Иман и в Гродеково — назначались уполномоченные ПШ. Они вооружали население и создавали потайные таежные базы. Намечено было также приступить к эвакуации Владивостока. В первую очередь следовало вывести из-под удара Военный совет. В Хабаровске лучше и безопаснее условия работы.

Переезд в Хабаровск назначили на 10 апреля.

Сердито раздувая щеки и невежливо отвечая на поклоны сотрудников, председатель земской управы Медведев спустился вниз, к подъезду, где дожидалась щегольская коляска. Швейцар, как в старые добрые времена, расторопно отмахнул дверь. В глаза ударило солнце. Перекосив коляску, Медведев влез и, кряхтя, поместил свое немолодое тело на мягких кожаных подушках. Кучер с места взял рысью. Покачивание, щелканье подков, ветерок и солнце, — казалось бы, живи да радуйся. А между тем… Сопнув волосатыми ноздрями, Медведев откинулся в глубь коляски и закрыл глаза, завесился бровями. От возмущения вздрагивала левая рука и сердце двоило неровными ударами. Бросить все к черту, что ли, отказаться от поста, стать частным лицом, тихим обывателем, — пускай они подличают, интригуют, ломают себе головы! Устал он от всей этой жизни, изнемог…

О сегодняшней встрече с японским командующим генералом Оой его предупредили еще вчера, назвали час. Медведев разволновался. Приятного разговора ожидать не приходилось. Скорее всего, Коротышка вновь обидно сунет его носом в какой-нибудь своевольный поступок Военного совета. Господа большевики, забравшие там силу с самого начала, ни в грош не ставят авторитет председателя управы и не считают нужным получать его одобрение. Ох, господа, трудно вам будет! Генерал Оой — господин решительного свойства, ему осточертела дипломатия, и он с громадным облегчением проводит ее вместе с американскими крейсерами. Японские солдаты застоялись без привычного дела, их только спусти с цепи…

«Что ж, господа, — мысленно обращался Медведев к своим многолетним „противникам-союзникам“ большевикам, — это даже полезно, если японцы, оставшись хозяевами в Приморье, проведут необходимую дезинфекцию. Главное — пусть сорвут надоевшую „розовую“ крышу. А с японцами мы как-нибудь найдем общий язык. Не генералу же Оой звякать в колокольчик, направляя прения в парламенте! Договоримся. Им — свое, нам — свое… Так что проиграли, господа большевики. Пожалуйте теперь за Байкал, туда, в Россию, к своим. Здесь вам места нет».

Перед тем как отправиться в японский штаб, Медведев вызвал в управу представителя Военного совета. Приехал товарищ председателя совета Лазо. У Медведева сразу же испортилось настроение. Он предпочел бы разговаривать с самим председателем, но что он там значил! Всеми делами Военного совета заправлял этот вот неизменно вежливый человек с военной выправкой. «Теневой кабинет» — так называл Медведев Лазо, Сибирцева и Луцкого. Его удивляло, что в этих людях, повелевающих огромной партизанской армией, не было ни грана таежной дикости и неотесанности, — интеллигентные, воспитанные, знающие языки, отнюдь не авантюристы. А уж кого-кого, но авантюристов-то ему довелось повидать на своем веку! Один генерал Гайда чего стоил!

В последнее время, встречаясь, разговаривая с представителями большевиков, Медведев не переставал удивляться их поразительной молодости. Мальчики еще! Ему, старому политическому бойцу, было и завидно и досадно. Своя-то жизнь пусть и прошла в борьбе, по толку-то? А эти излучали такую силу, словно их глаза видели далекие горизонты. Совсем иной размах, совсем иные люди!