Зимой 1929 года на съезде в Вене УВО объединилась с «Союзом» и «Легией» в единую организацию украинских националистов — ОУН, вождем которой был избран Евген Коновалец.
В это же время начались «усиленные попытки оуновских лидеров найти союзников по антисоветской деятельности в националистических движениях в разных странах, в том числе и в Германии. Но в первую очередь лидеры ОУН старались наладить связи со своими соседями и «коллегами» — литовскими националистами и национал-шовинистами».
Встреча с лидером ОУН состоялась в начале лета 1936 года в Берлине на конспиративной квартире, расположенной в здании Музея этнографии.
Павел внутренне готовил себя к ней, проигрывал различные варианты, но Коновалец спутал все карты. Он встретил Судоплатова с распростертыми объятиями и напыщенными словами.
— Рад, рад приветствовать надружественной германской земле пана Яценко, племянника моего боевого соратника, ведущего борьбу за свободу неньки Украйны!
— Хай живе вильна Украйна! — с ходу подыграл «племянник».
Коновалец был в восторге.
«Железная легенда» Судоплатова, подкрепленная авторитетом «вуйко» (дяди), позволила ему завоевать полное доверие лидера ОУН. Павел Анатольевич писал в своих воспоминаниях:
«Мои беседы с Коновальцем становились между тем все серьезнее. В его планы входила подготовка административных органов для ряда областей Украины, которые предполагалось освободить в ближайшем будущем, причем украинские националисты должны были выступать в союзе с немцами. Я узнал, что в их распоряжении уже имеются две бригады, в общей сложности около двух тысяч человек, которые предполагалось использовать в качестве полицейских сил в Галиции (части Западной Украины, входившей тогда в Польшу) и в Германии».
В ходе доверительных бесед Судоплатовым были выявлены и другие не менее интересные факты. Была установлена тесная связь оуновцев с хорватскими националистами, участие ОУН в убийстве югославского короля Александра и министра иностранных дел Франции Луи Барту, а также финансирование террористов абвером — разведывательной и контрразведывательной службой вермахта. Кроме того, выяснилось, что внутри Организации украинских националистов идет жестокая борьба за власть, которую ведутдве группировки — «старики» и «молодежь». Первых представляли Коновалец и его заместитель А. Мельник, а «молодежь» возглавляли С. Бандера и Костарев. Причем междуусобица зашла достаточно далеко, о чем свидетельствовал тот факт, что убийство польского министра генерала Перацкого в 1934 году украинским террористом Мацейко было проведено вопреки приказу Коновальца, и стоял за этим Бандера.
Во время встреч с руководством ОУН Судоплатов, пользуясь своим положением представителя головной части подпольной украинской организации, старался убедить их в том, что террористическая деятельность на Украине не имеет никаких шансов на успех, поскольку власти немедленно разгромят небольшие очаги сопротивления. Он настаивал на том, что «надо держать наши силы и подпольную сеть в резерве, пока не начнется война между Германией и Советским Союзом, а в этом случае немедленно их использовать».
Кроме того, он не упускал подходящего момента, чтобы внести еще больший разлад в отношения между группировками «стариков» и «молодежи». Так, когда представился случай, Судоплатов передал Коновальцу слова Костарева о том, что Коновалец слишком стар, чтобы руководить организацией, и его следует использовать лишь в качестве декоративной фигуры.
— А не захочет служить вывеской, тогда геть старого дурня! — с костаревской интонацией завершил Павел.
После подобного суждения о своей персоне Коновалец побледнел и затрясся от негодования. Коварством «соратников» был возмущен и Судоплатов. (Позже стало известно, что Костарев погиб при странных обстоятельствах. По мнению Павла Судоплатова, его смерть была далеко не случайной).
Между тем отношение Коновальца к «племяннику» своего боевого товарища становилось по-отечески заботливым и добрым. Павел Анатольевич вспоминал:
«Коновалец взял меня под свою опеку и частенько навещал: мы вдвоем бродили по городу. Однажды он даже повел меня на спектакль в Берлинскую оперу, но в целом развлечений в моей жизни там было не так уж много(…) Коновалец привязался ко мне и даже предложил, чтобы я сопровождал его в инспекционной поездке в Париж и Вену с целью проверки положения дел в украинских эмигрантских кругах, поддерживающих его. У него были деньги, полученные от немцев, и это позволяло ему играть роль лидера могущественной организации. В Париже мы остановились в разных отелях. Во время нашего пребывания в городе проходила всеобщая забастовка, и все рестораны оказались закрытыми, так что Коновалец повез меня обедать в… Версаль. Не работало метро, и нам пришлось взять такси, кстати, весьма дорогое(…). Во время нашего пребывания в Париже Коновалец пригласил меня посетить вместе с ним могилу Петлюры, после разгрома частями Красной Армии бежавшего в столицу Франции, где в 1926 году он и был убит. Коновалец боготворил этого человека, называя его «нашим знаменем и самым любимым вождем». Он говорил, что память о Петлюре должна быть сохранена. Мне было приятно, что Коновалец берет меня с собой, но одна мысль не давала покоя: на могилу во время посещения положено класть цветы. Между тем мой кошелек был пуст, а напомнить о таких мелочах Коновальцу я не считал для себя возможным. Это было бы просто бестактно по отношению к человеку, занимавшему столь высокое положение, хотя, по существу, заботиться о цветах в данном случае надлежало ему, а не мне. Что делать? Всю дорогу до кладбища меня продолжала терзать эта мысль. Мы прошли через все кладбище и остановились перед скромным надгробием на могиле Петлюры. Коновалец перекрестился — я последовал его примеру. Некоторое время мы стояли молча, затем я вытащил из кармана носовой платок и завернул в него горсть земли с могилы.
Читать дальше